Читаем Оттенки жизни. Книга первая полностью

Но неуместным быть настолько

Всё опасаюсь, что обоих извожу,

Впоследствии жалея горько.


Ведь я тебя по-настоящему люблю,

Но больно видеть мне твою

Столь юную красу, когда мечты мои

Ей обладают. Лишь они.


Я кое-что прошу понять:

Да, я тебя по-настоящему люблю,

Ты просто ближе будь ко мне,

Чтоб я однажды смог тебе в лицо сказать,

Что сам взлелеял красоту

Твою в своей душевной тайной глубине.


* * *


Безмолвно жизнь скучает

Моя вдали от тебя,

Душа не понимает,

Как можно плакать любя.


А просто слишком глубоко

И ранит слишком жестоко,

Но вынуть с корнем нельзя –

Погибну я ведь тогда.


* * *


Любовь из глубины души,

Из сокровеннейшей тиши.

Сколь сильно я люблю тебя,

Но кто же ты, не знаю я.


Странный мир вокруг меня

Полыхает неспеша.

Может быть, один я в нём,

Увлечённый тем огнём?


Этот свет, куда смотрю,

Потому лишь, что люблю?

И глаза мои воздеты,

Потому что просто слепы?


И ввысь мечта взовьётся,

Ища там красоту,

И там вдруг разобьётся,

Найдя лишь пустоту.


Её я наполняю

Пока лишь словом, ведь

В нём будет смысл, узнай я,

Кто ты и где ты есть.


* * *


А грусть моя плачет в душе

Безвыходностью молчаливой,

Восторженной, детской и милой

Любви, обращённой к тебе.


Скользят по щеке красотой

Тебе посвящённые слёзы.

Какой я, наверно, смешной,

Коль так овладели мной грёзы.


Но боль закралась в это чувство,

Что вдруг по душе разлилось,

Я знаю, я в власти безумства,

И знаю, откуда взялось

Оно, но не стану перечить

Ему, и не стану я слать

Себе утешительны речи,

Отнюдь не хочу оставлять

Я этих немых ощущений,

Я все их хочу испытать,

Чужих не послушавшись мнений,

Ведь им же чужими не стать.


А грусть всё стенает в душе молчаливо,

И сам я смеюсь уж над нею

Но нежно, заботливо, тихо и мило,

Ведь ты же не станешь моею.


* * *


Моя душа лишь про тебя,

Лишь для тебя;

Мои слова лишь о тебе,

Одной тебе;

И чувства только лишь с тобой,

Тобой одной;

И сердце только для тебя,

Ты в нём одна.


Твоя краса мне обжигает взгляд,

В нём светится любовь,

Стою, немой, и не могу сказать,

Мне не хватает слов,

Чтоб вылить пламенное чувство,

Грусть о тебе,

Чтоб на душе вдруг стало пусто,

Чтоб в теплоте,

Которую я вижу и в тебе,

Она нашла успокоение.


* * *


Столь странное уныние души

И чуждое в безмолвном том покое,

Средь храма моего стоишь лишь ты,

И меркнет пред тобою всё другое.


Какое-то прозрение простое,

Волнующий красой изгиб руки,

Слились в душе во что-то вот такое,

Чему название лишь только «ты».


В пучинах страха хрупкого сознанья

Предметы совершенству неизвестны,

А много сколь дают они страданья,

Невольно ощущаешь слабость смерти.


Любовь, любовь, лишь вечная любовь

Должна быть в наших утомлённых взорах,

Я на тебя смотрю чрез дымку снов,

Ты отвечаешь мне в немых укорах.


Не то стоит средь храма моего,

Тот образ странен, не понятны чувства,

В нём нет сейчас чего-то твоего,

А без него – он лишь стяжание безумства.


* * *


Образ твой опять

Мысли стал ласкать,

Вновь моя любовь

Не находит слов.


Но я бесконечно спокоен,

Поскольку люблю лишь тебя,

И мыслей порядок мой строен,

Ведь знаю – не будешь моей никогда.


Всего лишь потерянный мой идеал,

Любовь увлекла западня,

Я взор пред кумиром своим приподнял,

А он уничтожил меня.


Но в мыслях моих мы едины с тобой,

А что-то ли надобно нам?

Любовь ведь не то, что возможно рукой

Ласкать иль прижать мне к губам.


Она только то, что мне нужно понять,

Что надо в себе одному ощущать,

Мой мир не грустит, но причина тому,

Что очень люблю я тебя лишь одну.


* * *


В голосе тьмы

Ропот судьбы,

В спокойствии света

Ловлю я следы

Твоей красоты.


В образе страсти

Грозный глас власти,

В любом сновиденье,

В полёте мечты

Одна только ты.


В сердце биенья

Тьма восхищенья,

В томлении, жалком,

Улыбка страданья

Ущербного знанья.


В пламени жизни

Радостность тризны,

В её достиженье,

Где льётся любовь,

Страдание вновь.


* * *


Свет очей, столь сладкий миг страданья,

Так приятно и так больно рядом с ней,

Ощущать лишь мановение её дыханья

На щеке своей

И знать, никогда уж не исполнится твоё желанье.


Закат моих глаз

Продлится вечно,

Всего один час.

Как это беспечно.

Какая глупость прекрасная,

Красивый обман,

Что за игра сладострастная,

Как жалок я сам.


Короткий миг страданья,

Ценою в жизнь,

Длиною в жизнь,

Хочу я созиданья

Простого счастья,

Прожить ещё хоть раз

То сладострастье,

Когда горит из глаз

Ночной экстаз,

Экстаз познанья.


* * *


Ты и я,

И любовь моя.

Сколько рассказано, сколько забыто,

Сколько потеряно, сколько открыто?


В глубине меня ты –

Идеал красоты,

Но внутри тебя я –

Непонятная тьма.


Я горю, ты меня отстраняешь,

Я смотрю, уж охвачен огнём,

Страстью, нежною, испепелён,

Ты лишь губ уголки раздвигаешь.


А когда говорю, что люблю,

Ты слегка опускаешь глаза

И смеёшься, но только вот зря,

Бесконечно того не стерплю.


Что это сказать мне должно?

В улыбке сей что суждено?

А если я стану холодной стеной,

Что будет тогда, дорогая, с тобой?


Ведь ты не богиня, хоть телом прекрасна,

И ты ведь не ангел, хоть сердцем добра,

Отнюдь не валькирия, хоть ты и страстна,

Совсем не серена, хоть плен для меня.


Зачем себе врать?

Тебя я люблю,

Позволь же понять

Мне душу твою.


* * *


Никак не пойму я, чего

Вчера зародилось в душе,

Не знаю, где точно оно,

Но всё посвящаю тебе.


Простые слова бесподобной любви

Звучат в размышленьях моих,

Они ведь в моей растворились крови,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля предков
Земля предков

Высадившись на территории Центральной Америки, карфагеняне сталкиваются с цивилизацией ольмеков. Из экспедиционного флота финикийцев до берега добралось лишь три корабля, два из которых вскоре потерпели крушение. Выстроив из обломков крепость и оставив одну квинкерему под охраной на берегу, карфагенские разведчики, которых ведет Федор Чайка, продвигаются в глубь материка. Вскоре посланцы Ганнибала обнаруживают огромный город, жители которого поклоняются ягуару. Этот город богат золотом и грандиозными храмами, а его армия многочисленна.На подступах происходит несколько яростных сражений с воинами ягуара, в результате которых почти все карфагеняне из передового отряда гибнут. Федор Чайка, Леха Ларин и еще несколько финикийских бойцов захвачены в плен и должны быть принесены в жертву местным богам на одной из пирамид древнего города. Однако им чудом удается бежать. Уходя от преследования, беглецы встречают армию другого племени и вновь попадают в плен. Финикийцев уводят с побережья залива в глубь горной территории, но они не теряют надежду вновь бежать и разыскать свой последний корабль, чтобы вернуться домой.

Александр Владимирович Мазин , Александр Дмитриевич Прозоров , Александр Прозоров , Алексей Живой , Алексей Миронов , Виктор Геннадьевич Смирнов

Фантастика / Исторические приключения / Альтернативная история / Попаданцы / Стихи и поэзия / Поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия