Отторжение

В киоске купила бутылку воды – несколько человек с интересом покосились на ее портмоне.

Надо искать. Заметила юношу и девушку у входа в университетский двор и поспешила к ним. Не могли бы они показать ей старый монумент, он где-то на территории?..

– Мы вас проводим, – сказала длинноволосая девушка.

– Нет, спасибо, только скажите…

– Прикройте бумажник и телефон.

В сопровождении пары студентов, химиков, как выяснилось, она прошла на территорию университета. По-прежнему никого не видно, но лица у ребят почему-то напряженные. Катрин накинула на руку ветровку, прикрыла сумку и посмотрела на девушку. Еле заметно кивнула: не волнуйтесь, в случае чего – убегу. Их настороженность передалась и ей. Чуть подальше группка молодых людей – мешковатые штаны и бейсболки точно такие же, как у тех, кто присматривался к ее кошельку. Отдельно стоят еще двое-трое, то и дело озираются по сторонам – не появятся ли полицейские или конкуренты. Все ясно – торговля наркотой. Особо не стесняются, пакетики и деньги переходят из рук в руки. Тут же на месте дегустируют покупку – иногда отходят со зрачками точно булавочные головки.

– Нас не раз грабили, – сообщил студент спокойно.

– Вас? Здесь?

– Ну да. Часы, телефоны, ноутбуки…

– Но это же ваш университет!

– Да… наш. Тем не менее… не стоит вам здесь находиться, – сказала девушка.

Катрин хотела было запротестовать – как же так, не может такого быть, – но ребята, еле попрощавшись, исчезли, будто их и не было. Посчитали благородную миссию выполненной. Придется действовать самостоятельно.

Где-то там, впереди, ничем не обозначенное и без всяких указателей, – большое кладбище испанских евреев, заложенное больше чем полтысячи лет тому назад. Не меньше полумиллиона усопших. Где-то вырублена на камне фамилия Маисса. И Коэнка, конечно. Здесь похоронены ее предки, именно здесь, в этом странном месте, где сравнительно мирно уживаются наркоторговля и наука, представленная университетом Аристотеля. За одним из зданий Катрин обнаружила тропинку, про которую говорили студенты. Пересекла дорогу и пошла по газону с уже выжженной апрельским солнцем травой. Под кустами, как вещественные доказательства преступления, валяются какие-то полусгнившие тряпки. Пахнет человеческими испражнениями. В тени под деревьями спят, завернувшись в одеяла и надвинув кепки на глаза, какие-то люди. Дунул почти незаметный ветерок. Неподвижная листва зашевелилась, нервно задергалась причудливыми серебристыми бликами и тут же успокоилась.

Это место проклято. На нем лежит проклятие отнятой памяти. Частично отнятой насильно, частично загнанной в черный омут подсознания.

Пришлось перейти еще одну асфальтированную дорогу. И здесь тот же сонный покой. Машины жмутся друг к другу, как жуки при спаривании. Крыши раскалились до того, что над ними стоит дрожащее марево. Под ногами хрустят ампулы. Вон там… две каменные лестницы в несколько ступеней ведут на небольшой холм. Туда ей и надо. Прямо у лестницы спит бродяга, рядом валяются пустые бутылки и пластиковые пакетики.

Монумент – камень на высоком цоколе, как того требует сефардская традиция. Мраморный семисвечник и большая звезда Давида. Вокруг монумента пять могил. Всего пять. Могилы очень старые, с мраморными цветами, шестиконечными звездами и непонятными надписями на иврите. Катрин не знает языка, но эти странные буковки кажутся теплыми и мягкими, почти живыми. Наполовину заросли травой. А чуть подальше, направо, – еще несколько плит. На каждой надпись на пяти языках.

Te topas en lugar santo.

Ты ступил на святую землю.

Скромный монумент поставлен всего несколько лет назад, но уже осквернен, и не раз. Надгробия частично выкопаны, частично перевернуты, на двух или трех спреем намалевана свастика.