Отверженные

- Решено, дедушка Фован? - спросила она.

- Решено, матушка.

- Можно на вас рассчитывать?

- Я повинуюсь.

- Отлично.

- Я всей душой предан монастырю.

- Хорошо. Вы заколотите гроб. Сестры отнесут его в молельню. Там отслужат панихиду. Затем все вернутся в монастырь. Между одиннадцатью и двенадцатью ночи вы придете с железным брусом. Все будет совершено в величайшей тайне. В молельне будут находиться четыре клирошанки, мать Вознесение и вы.

- А сестра, которая стоит у столба?

- Она не обернется.

- Но она услышит.

- Она не будет слушать. Кроме того, что ведомо монастырю, то неизвестно миру. Вновь наступило молчание.

- Вы снимете бубенчик, - продолжала настоятельница. -Сестре у столба незачем знать о том, что вы там находитесь.

- Матушка!

- Что, дедушка Фован?

- А врач покойников был?

- Он придет в четыре часа. Уже прозвонили, чтобы пришел врач. Но вы ведь не слышите никакого звона?

- Я прислушиваюсь только к своему.

- Похвально, дедушка Фован.

- Матушка! Рычаг должен быть по крайней мере шести футов длины.

- Где же вы такой найдете?

- Где есть железные решетки, там найдутся и железные брусья. У меня куча всякого железного лома в глубине сада.

- Примерно без четверти двенадцать. Не забудьте же!

- Матушка!

- Что?

- Если еще когда-нибудь потребуется такая работа, вспомните о моем брате. Вот это силач! Настоящий турок!

- Все это вы сделаете по возможности скорее.

- Я-то не очень проворен. Я калека; потому-то мне и нужен был бы помощник. Я хромаю.

- Хромота не недостаток, это благодать господня. У императора Генриха Второго, который ниспроверг лжепапу Григория и восстановил Бенедикта Восьмого, было два имени "Святой" и "Хромой".

- Хорошо иметь два имения, -пробормотал Фошлеван; он в самом деле был туговат на ухо.

- Дедушка Фован! Потратим, пожалуй, на все это час времени. Это не так уж много. Будьте с вашим железным брусом в одиннадцать часов у главного алтаря. Заупокойная служба начинается в полночь. Надо, чтобы все было кончено по крайней мере за четверть часа.

- Я сделаю все, что в моих силах, чтобы доказать общине мое усердие. Мое слово крепко. Я заколочу гроб. Ровно в одиннадцать я приду в молельню. Там уже будут клирошанки. Там будет и мать Вознесение. Двое мужчин со всем этим управились бы лучше. Ну да ладно, уж как-нибудь! У меня будет рычаг. Мы откроем склеп, спустим гроб и опять закроем. И никаких следов! Начальство ничего не заподозрит. Значит, все в порядке, матушка?

- Нет.

- Что же еще?

- А пустой гроб?

Это замечание послужило причиной паузы в диалоге. Фошлеван раздумывал. Раздумывала и настоятельница.

- Дедушка Фован! Что же делать с гробом?

- Его понесут на кладбище.

- Пустым?

Снова молчание. Фошлеван сделал левой рукой такое движение, словно отмахивался от назойливой мысли.

- Матушка! Но ведь я один заколачиваю гроб внизу, туда, кроме меня, никто не может войти, я и накрою гроб покровом.

- Да, но когда носильщики будут поднимать гроб на похоронные дроги, а потом опускать его в могилу, они непременно почувствуют, что он пустой.

- Ах, дья...! - воскликнул Фошлеван.

Настоятельница подняла руку, чтобы осенить себя крестным знамением, и пристально взглянула на садовника. Окончание "вол" застряло у него в горле.

- Матушка! Я насыплю в гроб земли. Будет казаться, что в нем кто-то лежит.

- Вы правы. Земля - то же, что человек. Значит, вы уладите дело с пустым гробом?

- Это я беру на себя.

Лицо настоятельницы, до этой минуты мрачное и встревоженное, прояснилось. Жестом начальницы она отпустила своего подчиненного. Фошлеван направился к двери. Когда он переступал порог, настоятельница тихонько окликнула его:

- Дедушка Фован! Я вами довольна. Завтра после похорон придите ко мне с братом. Скажите ему, чтобы он привел с собой девочку.

Глава четвертая,

ПРИ ЧТЕНИИ КОТОРОЙ МОЖЕТ ПОКАЗАТЬСЯ, ЧТО ЖАН ВАЛЬЖАН ЧИТАЛ ОСТЕНА КАСТИЛЬХО

Шаг хромого похож на мигание кривого: оба не скоро достигают цели. Кроме того, Фошлеван был озадачен. Он потратил около четверти часа, чтобы достигнуть садовой сторожки. Козетта уже проснулась. Жан Вальжан усадил ее возле огня. Когда Фошлеван входил в сторожку, Жан Вальжан, указывая ей на висевшую на стене корзину садовника, говорил:

- Слушай хорошенько, маленькая моя Козетта. Мы должны уйти из этого дома, но мы опять вернемся сюда, и нам здесь будет очень хорошо. Старичок, который тут живет, вынесет тебя отсюда в этой корзине на спине. Ты будешь поджидать меня у одной женщины. Я приду за тобой. Главное, если не хочешь, чтобы Тенардье опять тебя забрала, будь послушна и ничего не говори!

Козетта с серьезным видом кивнула головой.

На скрип отворяемой Фошлеваном двери Жан Вальжан обернулся.

- Ну как?

- Все устроено, а толку мало, - ответил Фошлеван. - Мне разрешили привести вас; но прежде чем привести, надо вас отсюда вывести. Вот в чем загвоздка! С малюткой это просто.

- Вы ее унесете?

- А она будет молчать?

- Ручаюсь.

- Ну, а как же вы, дядюшка Мадлен?

После некоторого молчания, в котором чувствовалось беспокойство, Фошлеван воскликнул: - Да выйдите отсюда той же дорогой, какой вошли!

Как и в первый раз, Жан Вальжан кратко ответил:

- Немыслимо.