Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

Более того, у какого полицейского хватит наглости доставлять им неприятности? Они не оккупировали Францию, как это сделали немцы. Они не уносили все подвижное, как дорифоры — колорадские жуки — в поле-сером. Но Франция была недостаточно сильна, чтобы выстоять самостоятельно даже против потрепанного, ослабленного, радиоактивного рейха. Так что Ящерам пришлось поддерживать новую Четвертую Республику. И, конечно же, их нужно было выслушать. Конечно.

Моник завернула за угол и нашла то, что искала: маленькую площадь, где фермеры с окрестных холмов продавали свои сыры, овощи, копченое и соленое мясо выжившим после бомбежки по самым кровожадным ценам, какие только могли вымогать. “Сколько стоит твоя фасоль вертс? ” спросила она крестьянина с потрепанной матерчатой шапкой на голове, щетиной на щеках и подбородке и сигаретой, свисающей из уголка рта.

“Пятьдесят рейхсмарок за килограмм", ” ответил он и сделал паузу, чтобы оглядеть ее с ног до головы. Он ухмыльнулся, не очень приятно. “Или минет, если ты предпочитаешь”.

“Для зеленых бобов? Это возмутительно, — сказала Моник.

“У меня тоже есть ветчина”, - сказал фермер. “Если ты хочешь отсосать мне за ветчину, я думаю, мы сможем что-нибудь придумать”.

“Нет, ваша цена в деньгах”, - нетерпеливо сказала Моник. Ей не нужно было давать этому ублюдку то, чего она не хотела; он не был эсэсовцем. ”Я заплачу вам тридцать рейхсмарок за килограмм". Немецкие деньги были единственным видом в обращении; новые франки были обещаны, но еще не появились.

“Пятьдесят, бери или оставляй”. Фермер, похоже, не был расстроен тем, что она не упала на колени. Но он продолжал: “Хоть раз в жизни мне не нужно торговаться. Если вы не заплатите мне столько, сколько я хочу, это сделает кто-то другой — и вы не получите лучшей цены ни от кого другого”.

Он был почти наверняка прав. “Когда починят дороги и железные дороги, ты запоешь другую мелодию”, - сказала Моник.

“Тем лучше для того, чтобы получить то, что я могу сейчас“, — ответил он. “Ты хочешь эти бобы или нет? Как я уже сказал, если ты этого не сделаешь, это сделает кто-нибудь другой.”

“Дай мне два килограмма”. У Моники были деньги. У ее брата Пьера было больше денег, чем он знал, что с ними делать, даже по тем непристойным ценам, по которым сейчас продавались вещи. Ящерицы покупали у него много имбиря на протяжении многих лет, а немцы и французы покупали много товаров, которые он получал от Ящериц.

После того, как Моник расплатилась с крестьянином, она протянула ему свою авоську — универсальный французский инструмент для покупок, — и он насыпал в нее фасоль. Когда он остановился, она подняла мешок и пристально посмотрела на него. Он неохотно положил еще несколько бобов. Быть обманутым в цене — это одно. Быть обманутым в весе было чем-то другим. Снова подняв авоську, Моник предположила, что он был близок к тому, чтобы дать ей нужную сумму.

Она купила картофель у другого фермера, который воздержался от предложения взять его цену в венери. Конечно, рядом с ним стояла его жена, женщина внушительных размеров, что, вероятно, имело какое-то отношение к его сдержанности. Затем Моник направилась обратно в огромный палаточный городок за городом, где разместились многие выжившие, которые прошли через это, даже когда их дома этого не сделали.

В палаточном городке пахло, как на скотном дворе. Она предположила, что это было неизбежно, так как там не было водопровода. Римляне, без сомнения, восприняли бы такие запахи как неизбежную часть городской жизни. Моник не хотела, не могла. Она хотела, чтобы ее нос засыпал всякий раз, когда ей приходилось возвращаться.

Мальчик, которому было не больше восьми лет, пытался украсть ее овощи. Она шлепнула его по заду достаточно сильно, чтобы он завыл. Если бы он попросил у нее немного, она, вероятно, дала бы ему их. Но она не стала бы мириться с ворами, даже с ворами в коротких штанишках.

Если раньше ей приходилось делить квартиру со своим братом и его любовницей, то теперь ей пришлось делить с ними палатку. Когда она нырнула внутрь, то обнаружила, что у них есть компания: Ящерица с впечатляюще причудливой раскраской тела. Он испуганно дернулся, когда она появилась из-за полога палатки.

Люси успокаивающе заговорила на языке ящериц. Моник не произнесла этого вслух, но уловила тон. Она задавалась вопросом, сработало ли это так же хорошо на Ящерице, как на человеческом мужчине. На Люси было не особенно приятно смотреть, она была пухленькой и некрасивой, но у нее был самый сексуальный голос, который Моник когда-либо слышала.

Пьер Дютурд тоже был пухлым и невзрачным, так что они составляли хорошую пару или, по крайней мере, хорошо подходили друг другу. Он был на десять лет старше Моник, и разница казалась еще больше, чем была на самом деле. “Как у тебя получилось?”

Она подняла авоську. “Все слишком дорого, — ответила она, — но фасоль и картофель выглядели довольно хорошо, поэтому я их купила”. “Извините”, - сказала Ящерица на шипящем французском. “Это потому, что эти продукты были выращены на местной почве?”