“Правда", ” сказал Горппет, потому что он был согласен со всей своей печенью. Но если какой-нибудь тосевит мог выйти живым из-за зашлакованности, которую Раса нанесла Пенемюнде, это свидетельствовало о поистине выдающемся инженерном мастерстве. Он издал кривое шипение. Раса видела то же самое во время боевых действий в Польше. Оружие, которым там пользовались дойчи, было тревожно близко к тому, чтобы быть таким же хорошим, как то, которым владела Раса, — и у Больших Уродов их было намного больше. Если бы Раса не разгромила их не-империю слишком сильно, чтобы позволить им продолжать поддерживать свою армию, все могло бы пойти еще хуже, чем было.
Как обычно, полевые пайки по вкусу напоминали грязь, выстилающую южный берег местного моря. Горппет заправил себя так, как заправил бы водородом механизированную боевую машину. Заправившись, он действительно попробовал имбирь. Он был уверен, что он не единственный мужчина в небольшой группе, который использовал траву Тосевита. Наказания за это стали более суровыми с тех пор, как женщины пришли в Tosev 3, но это не остановило многих мужчин. За исключением того, что он следил за тем, чтобы его солдаты не делали ничего такого, что могло бы привести к гибели их самих и их товарищей в бою, Горппет не пытался удержать их от дегустации. Вряд ли это было бы справедливо, особенно когда у него самого была привычка к имбирю.
Он высыпал немного травы на ладонь. Еще до того, как он поднес ладонь ко рту, пьянящий аромат имбиря защекотал его обонятельные рецепторы. Он никогда не уставал от этого; это всегда казалось свежим и новым. Его язык выскочил почти сам по себе.
“Аааа”, - пробормотал он, когда блаженство потекло через него. Он чувствовал себя больше, чем Большой Уродец, быстрее, чем звездолет, с большей вычислительной мощностью между его слуховыми диафрагмами, чем у всей электронной сети Расы, вместе взятой. Какая-то маленькая часть его знала, что это чувство было иллюзией, но ему было все равно. Эта сторона спаривания — может быть, даже не эта сторона спаривания — это было самое приятное чувство, какое только может быть у мужчины этой Расы.
Пока это продолжалось. Как и удовольствие от спаривания, оно длилось недостаточно долго. И когда это исчезло, последовавшая за этим сокрушительная депрессия была столь же плохой, сколь и хорошей. Одно из решений состояло в том, чтобы попробовать еще один вкус, а затем еще один, и… Горппет выбрал более трудный путь, подождав, пока депрессия тоже пройдет. С годами он стал воспринимать это как часть опыта, связанного с травой.
Когда они снова отправились в путь на следующее утро, дорога, по которой они ехали на запад, сошлась с другой, по которой примерно столько же немецких солдат возвращалось домой из Польши. Никто не разоружил немецких солдат: они все еще носили все свое ручное оружие, и у некоторых из них на груди были патронташи с пулями, перекрещенными крест-накрест.
Мужчины в отряде Горппета нервно поглядывали на Больших Уродов. У дойче не было вида побежденных войск. Напротив, они выглядели так, как будто были готовы снова начать войну прямо здесь и сейчас.
Они тоже могли бы победить, если бы сделали это, по крайней мере, в этом небольшом сражении. Горппет с тревогой осознавал это. Прежде чем какая-либо из сторон смогла начать распылять пули вокруг, он отошел от мужчин, которыми командовал, и направился к "Дойче". “Я не говорю на вашем языке”, - крикнул он. “Кто-нибудь из вас говорит на языке Расы?” Если никто из них этого не сделает, у него могут быть большие неприятности.
Но, как он и надеялся, из толпы Больших Уродов вышел мужчина-немец и сказал: “Я говорю на вашем языке. Чего ты хочешь?”
“Я хочу, чтобы моя маленькая группа и ваша маленькая группа прошли спокойно”, - ответил Горппет. “Война закончилась. Пусть это останется на потом.”
“Ты можешь так сказать", ” ответил тосевит. Его лицо было грязным. Его одежда была грязной. От него сильно пахло отвратительным запахом, который вскоре приобретали Большие Уроды, когда они не мылись. Он продолжал: “Да, победители могут сказать: ‘Война окончена". Для проигравших война никогда не закончится. Победители могут забыть. Неудачники помнят. Нам есть за что вспомнить эту Гонку".
“Мне нечего на это сказать", — сказал Горппет. “Я не политик. Я не дипломат. Я всего лишь солдат. Как солдат, я говорю вам вот что: если вы нападете на нас сейчас, вы пожалеете, и ваша не-империя пожалеет”.
С лающим тосевитским смехом немецкий солдат сказал: “Как вы можете огорчать нас еще больше после того, что Раса сделала с рейхом? Как ты можешь огорчать эту не-империю еще больше после всего, что ты с ней сделал?”
“Если вы нападете на нас, вы не сможете убить нас всех до того, как мы сообщим о ситуации нашему начальству”, - ответил Горппет, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. “Боевые вертолеты накажут вас за драку, и Раса еще больше отомстит Рейху за нарушение капитуляции. Так это правда или нет?”