— Сначала патрульных нижнего коридора, — распорядился Магистр. — Им придется предъявить голову.
Такой вариант рассматривался заранее; патрульные Внутреннего периметра обладали особенно острым глазом, и простое гримирование подручными средствами едва ли обмануло бы их. Альтернативная операция требовала несколько больше времени, но в распоряжении отряда было еще почти пятнадцать минут; прежде, чем выйти из тайного хода и расправиться с часовым, они, прильнув к стене, дождались шагов патрульных, миновавших этот пост в прошлый раз. Менее чем за минуту проворные пальцы шести рук сняли с мертвеца доспехи Внутренней стражи, и Клосс одним ударом меча отсек ему голову. Форрог, самый низкорослый в отряде (даже ниже Хорта, правда, более коренастый), уже забирался в доспехи, которые Кана тем временем отмывала от крови. Бритая голова Форрога, втянутая в плечи, целиком скрылась внутри панциря; сверху в стальной воротник вставили отрубленную голову в шлеме. Конструкция была весьма неустойчивой, но Форрог умел держать равновесие. Не смущало его и то обстоятельство, что панцирь полностью закрывал ему обзор — он ничего не увидел бы и без панциря, ибо всю свою жизнь был слеп. «Я родился Темным», — усмехался он. Светлые маги увидели в этом перст Единого (а также расплату за грех его матери, зачавшей ребенка вне брака) и не стали пытаться вернуть мальчику зрение, предлагая довольствоваться «Светом духовным»; впрочем, возможно, они бы и изменили свое мнение, если бы у матери Форрога нашлось достаточно денег для щедрого пожертвования Братству. По иронии судьбы, свет юноше даровали Темные; они не вернули здоровья его глазам, но обучили магическому зрению. Однако и без применения магии Форрог мог дать фору иному зрячему, прекрасно ориентируясь по самым тихим звукам, по запахам, по легким дуновениям и колебаниям температуры воздуха… Слепой очень органично смотрелся в группе паломников, но Светлые едва ли заподозрили бы в нем члена диверсионного отряда.
Тем не менее, план был рискованный — хотя Темные и потрудились, гримируя голову мертвеца, опасность, что патрульные заметят ее неживое выражение издали — или почуют запах свежепролитой крови — существовала. И времени на принятие решения у Форрога было бы крайне мало, а отступившие за дверь товарищи не могли помочь ему ни оружием, ни хотя бы указанием на опасность…
Форрог ждал. Кровь мертвой головы стекала по его лицу и бритому затылку, но он не обращал на это внимания. Как обычно, он различил близящиеся шаги за несколько секунд до того, как их услышал бы самый чуткий из его зрячих товарищей. И эти звуки рассказывали ему обо всем — сколько патрульных, в каком они настроении и физической форме, что на них надето (кожаные доспехи поскрипывают, кольчужные и пластинчатые побрякивают, цельные латы резонируют в такт шагам), как вооружены (ножны меча нет-нет да и прошуршат по ноге, причем по этому звуку можно определить их длину, несущий на плече могучую палицу или алебарду чуть тяжелее ступает на одну ногу, лук и арбалет выдают себя позвякиваньем стрел в колчане — разве что метательные ножи, если, конечно, они умело закреплены, не издают звуков, и их наличие приходится подозревать на всякий случай, если доспех противника не слишком массивен — закованный в тяжелую броню не сможет хорошо метнуть нож…) Как и ожидалось, обходящих Периметр караульных было двое (наивная вера Светлых, что двоих сразу убить намного труднее, чем одного — разве они не знают, что у человека две руки?), в пластинчатых доспехах (менее надежных, зато более легких и удобных в движении, нежели латы стоящих на месте постовых), каждый вооружен двумя мечами средней длины и, бесспорно, хорошо владеет соответствующей тактикой боя. Видимо, заступили на дежурство уже давно и успели чуть-чуть утомиться, а главное, обошли Периметр не один раз, и, раз за разом убеждаясь, что все как обычно, несколько подутратили бдительность. Очень хорошо. Это давало лишь доли секунды форы, но Форрогу этого было достаточно.
В шагах того, что шел справа, возникла легкая неуверенность. Очевидно, он заметил — хотя и сам не успел это толком осознать — что с лицом часового что-то не так. До них оставалось еще около двадцати футов, но медлить больше было нельзя.
На глазах патрульных часовой, повернувшись в их сторону, резко боднул воздух, и его голова оторвалась от тела. Описав параболу, она потеряла шлем, и оба предмета упали на пол — один со звоном, второй с глухим стуком, покатившись к ногам опешивших патрульных. Безголовое тело тем временем не рухнуло, а побежало прямо на них. Один из караульных схватился за висевший на шее знак Единого; у второго рефлексы сработали надежнее парализованного страхом сознания, и он рванул из ножен меч, но было слишком поздно. Из шейного обода безголового часового высунулись две руки (латные наручи с кольчужными перчатками при этом безжизненно висели) и сделали стремительное метательное движение. Острое тяжелое железо врезалось в лица караульных.