— Что это было? — спрашивает Хейли, ее глаза блестят от любопытства и подозрительности.
— Ничего, — отвечаю я, все еще рыча. — Учителя идиоты.
— Аминь, сестра. — Она берет меня под руку, и мы направляемся в холл. — Но серьезно, что все это значило?
— Долгая история.
Ее глаза сужаются, когда она искоса смотрит на меня.
— Верно… если ты так говоришь.
— Ничего особенного, он просто… думает, что смешной, вот и все.
— Вы двое… сблизились? — Она толкает меня в бок локтем. — Он уделяет тебе больше внимания, чем остальным из класса.
Нет, не уделяет.
— Он просто делает свою работу.
— Как скажешь.
Я вздыхаю, высвобождая руку, чтобы оглянуться и убедиться, что никто не подслушивает наш разговор.
— Не превращай это в то, чем оно не является. Ты же знаешь, какими все здесь могут быть. Не хочу, чтобы моя и его репутация были запятнаны из-за того, что он хочет, чтобы я преуспела в его классе.
— Справедливое замечание. Впрочем, никто не стал бы тебя винить…
— Винить меня? — О чем, черт возьми, она говорит?
— Да, имею в виду… он и впрямь чертовски сексуален.
— Аминь, сестренка, — хихикаю я, притягивая ее обратно к себе. — Пойдем, я проголодалась. В моей сумке есть лишний сэндвич с твоим именем на нем.
— Вот теперь это тот язык, на котором я говорю.
— Язык сэндвичей?
— Он с ветчиной?
— А еще с яйцом и салатом.
— Тогда да, язык сэндвичей.
Я в изумлении качаю головой.
— Ты такая странная.
— И голодная…
Мой желудок сердито урчит, подтверждая факт тот факт, что я тоже голодна.
— Пойдем. Думаю, Гарретт встретит нас в холле.
— В столовой или прямо в холле?
— Столовой. — Мы обе одновременно поворачиваем направо, улыбаясь друг другу, когда разговор переходит к вещам, которые обсуждать мне комфортнее.
Права ли она? Мистер Прайс уделяет мне больше внимания? Так действительно кажется. А если так, то почему я?
Айзек
Я вытаскиваю петлю для ремня из пустой мусорной корзины и кладу ее в карман. Не уверен, почему это делаю, но прежде чем я успеваю задуматься об этом, открывается дверь, и входит Кэтрин с книгой и ручкой в одной руке и пакетом еды в другой.
— Ну что, начнем? — Она улыбается, ее глаза скользят вверх-вниз по моему телу, после чего встречаются с моими. Я киваю и предлагаю ей свое удобное место за столом. — Такой джентльмен.
Первый раз в жизни меня так называют и, скорее всего, последний.
— Я привлек к делу нескольких студентов. Их идеи на самом деле очень хороши, но не уверен, что у нас достаточно времени, чтобы воплотить их в жизнь.
Глаза Кэтрин загораются.
— Если это означает дополнительные часы после работы, то я не против.
Что ж, а я против.
— Если только ты не помогаешь своей маме. Я все понимаю.
Мое чувство вины пересиливает мой эгоизм.
— Все нормально. Уверен, что смогу выкроить несколько дней.
— Замечательно! — Она хлопает в ладоши и пододвигает пакет с едой в мою сторону. — Давайте начнем.
Я сижу у больничной койки моей мамы, держа ее хрупкую руку, пока она мирно спит. Ее грудь поднимается и опускается с каждым спокойным и расслабленным вдохом.
Мой отец сидит по другую сторону, склонив голову от усталости и печали.
— Она не переедет, — говорит мой папа в ответ на мое предложение. — Ей скорее станет только хуже, если она окажется в незнакомом месте.
Знаю, он прав, но мы не можем продолжать проходить через это.
— Тогда нам нужно установить лестничный подъемник и сделать дом пригодным для нее.
— У тебя есть десять штук? — огрызается мой отец, устремляя на меня беспокойные, налитые кровью глаза.
— Мы что-нибудь придумаем. Нам придется.
Плечи отца опускаются, а его голова ложится на руку моей матери. — Будем заниматься чем-то одним за раз. Это уже второе ее падение за этот месяц. Сначала лестничный подъемник. Если мы объединим наши накопления, то сможем установить один из них.
— Я мог бы взять кредит.
— Нет. — Мой отец приподнимается и качает головой. — Мы прибегнем к этому в последнюю очередь. Прямо сейчас в этом нет необходимости. Мы что-нибудь придумаем.
Я отпускаю мамину руку и встаю, желая размять ноги.
— Что будет, когда ей станет хуже? Что же тогда мы будем делать?
— Мне просто придется уйти с работы. Меня ждет пенсия. Если я подам апелляцию и объясню свои обстоятельства…
Мама стонет во сне и переворачивается, морщась, когда пытается пошевелить ногой, которая была обмотана бинтами и помещена на свернутое одеяло, чтобы держать ее приподнятой. Папа нажимает на кнопку, чтобы вызвать медсестру, и вот так просто мы оба прекращаем разговаривать. Сидим в тишине, пока на небе не всходит солнце.
Элоиза
— Мистер Прайс? — тихонько говорю я, входя в его класс.
Его голова покоится на руках, глаза закрыты. Лицо обращено ко мне, а то, как его губы скривлены и слегка приоткрыты, на самом деле даже очаровательно.
Может, мне стоит дать ему поспать.
Не-а.
— Мистер Прайс? — Подхожу к нему и останавливаюсь, когда мои бедра упираются в его стол. Мой палец на мгновение зависает над его головой, после чего принимаю окончательное решение постучать его по виску. Я делаю это немного сильнее, чем планировала, но, похоже, это не пробуждает его ото сна. — Прием?