Отвоёванная весна

У штабного домика нас встречает Степан Лесин. Все спят. Но вот тишину разрывает далекий взрыв. Звук доносится со стороны железной дороги Сарны - Коростень.

Вот так же, возвращаясь на днях с совещания в польском отряде, я услышал неожиданный взрыв, за ним другой. А через несколько часов стало известно, что наши отважные диверсанты пустили под откос два воинских эшелона врага.

Докладывая тогда, Бородачев сказал:

- Рвут в такую непогодь, когда добрый хозяин и собаку из дому не выпускает. Но ведь не только приказ заставляет партизан идти на задание... В такой дождище могли отсидеться. Да и трудно проконтролировать каждый шаг подрывников. А они идут. Я помню первую империалистическую войну. Не раз и тогда удивлял меня героизм русских солдат. Но то, что происходит сейчас, ни с чем не сравнимо. Это небывалый массовый порыв к подвигу...

И в этот раз я инстинктивно ждал второго взрыва, но он не последовал. Что же, пусть будет один - и это неплохо, если вражеский эшелон полетел под откос!

На пороге штаба сталкиваюсь с Бородачевым.

- Хорошо, что вы приехали! - говорит он, отходя в глубь комнаты.

У горящей печки сидит незнакомая девушка лет восемнадцати. Лицо бледное, мокрые волосы слипшимися прядями падают на плечи. Она кутается в полушубок, протянув чуть не к самому огню босые ноги. Увидев меня, девушка вздрагивает, как испуганная птаха, и еще плотнее натягивает на плечи полушубок. Рядом на скамейке задумчиво сидит Богатырь. Он словно не замечает меня. Молчит и Бородачев.

В их позах и молчании подавленность, но я не решаюсь задавать вопросы при постороннем человеке.

- Откуда к нам пожаловала такая гостья? - будто ничего не замечая, спрашиваю товарищей.

Девушка вскакивает и говорит глухим, простуженным голосом:

- Меня зовут Ольгой. Я дочь Антона. Пришла передать: Рудольф Меченец арестован...

В комнате становится тихо. Слышно только, как весело потрескивают дрова в печке да журчит вода за окном.

- Теперь надо ждать новых событий, - мрачно произносит Богатырь.

- Непременно! - откликается Бородачев.

- А главное, не знаешь, кто следующий пойдет за Рудольфом, - продолжает Богатырь. - Надо быть готовыми ко всему. И даже к самому страшному...

Я хорошо понял комиссара: арест Рудольфа может стать началом трагедии словацкого подполья. Выдержит ли Меченец? Сдержит ли клятву? Кто предал? Как спасти его? Да и можно ли спасти?

Богатырь перебрасывается короткими фразами с Бородачевым, но я уже не слышу их. Перед глазами встает отъезд Рудольфа...

С каким радостным волнением спешил он в Буйновичи, чтобы успеть вернуться с аммоналом по зимней дороге!.. Теперь у нас есть взрывчатка, а Рудольфа нет...

У девушки глаза слипаются от усталости.

- Отведите нашу гостью в землянку, хорошо накормите и дайте выспаться, - приказываю я вызванному Колыбееву.

В комнате остаемся я, комиссар и начальник штаба.

- Надо заставить Чембалыка любой ценой спасти Рудольфа. Другого выхода нет, - говорит после раздумья Богатырь.

Я соглашаюсь с ним.

- Заставить? - удивленно переспрашивает Бородачев. - Черта с два вы заставите этого хлюста? Он опять начнет волынку тянуть.

- И все же надо нажать на Чембалыка и даже припугнуть его. Ведь он был связан с Рудольфом...

Опять становится тихо. Мы сидим по разным углам, но думаем об одном.

- Вот она, жизнь партизанская, - тихо говорит наконец Бородачев. - Кажется, все учтено, все предусмотрено и осечка исключена. И вдруг из-за ерунды, из-за пустякового просчета все летит в тартарары... Кончится война, и народ будет судить о партизанских делах только по сводкам: столько, дескать, убито фашистов, столько поездов пушено под откос, столько взято трофеев, а как это далось, какой ценой - никто и не узнает.

Что-то ты, Илья Иванович, в лирику ударился, - прерывает начальника штаба Богатырь. - Сейчас надо спасать Рудольфа. А времени у нас - в обрез.

- Надо... Но что будем делать?.. Подождите, друзья, - вдруг оживляется Бородачев. - Что, если предложить Чембалыку ускорить переход его батальона к партизанам? При этом поставим непременное условие: он должен захватить с собой Рудольфа. Немцам Чембалык может сказать, что решил предпринять акцию против нас, а Рудольф ему нужен в качестве проводника.

- Идея стоящая, - поддержали мы Бородачева.

Мы тут же засели за письмо.

- Чембалык верен себе! - с досадой говорит Бородачев. - В ответ на наше письмо просит подогнать к деревне Локнице десять буренок...

- А почему вы удивляетесь? - возразил я. - По нашему предложению он и должен с батальоном перейти из Буйновичей в Локницу.

- Не похоже, Александр Николаевич, что стотник принял это предложение, - многозначительно произносит Бородачев.

- Откуда вы знаете? Может быть, он из осторожности написал, что будет в Локнице ждать коров. А сам надеется, что мы поймем это как согласие на переход батальона?

- Не думаю. Я уже установил: Чембалык вывел к Локнице не батальон, а роту. Председателю сельсовета тоже приказал приготовить десять голов скота. Сам же собирается вернуться в Буйновичи.

- Очень хорошо...