Отвоёванная весна

- Я согласен. И прошу, если нет возражений, назначить поручика Катина моим заместителем. Мы с ним поближе познакомимся и, надеюсь, договоримся.

- Мудрые слова, - поддержал Федорова Богатырь. - И не будем откладывать: отряду пора выходить в рейд. Стройте людей. Я принесу приказ...

Да, жизнь выдвигала новые вопросы, но она же подсказывала и решения. Так случилось, что в чехословацкий отряд пришел жить, работать и воевать советский человек - Леонид Федоров.

Солнце уже спускается за урочище Темного Бора, заметно спала жара, а взлетное поле нашего аэродрома еще завалено огромными деревьями, которые на день стаскивают сюда для маскировки. Правда, воловьи упряжки давно наготове, но комендант аэродрома Демьяненко никак не решается подать команду.

- Вот только перед вашим приездом шнырял над нами «мессер». Может заметить, что мы очищаем посадочную площадку...

- Ничего он не заметит, - поторапливает коменданта взволнованный предстоящим отъездом Богатырь. - Ночью они тут не летают, и этот стервятник наверняка ушел на свою базу.

- Не спеши, Захар, подождем малость, - поддерживаю я коменданта.

На опушке показывается всадник. Еще издали я узнаю Налепку.

- Что случилось, Ян?

- Все в порядке, товарищ генерал. Чехословацкий отряд движется по маршруту номер один, - докладывает Налепка, передавая поводья ординарцу. И только когда мы проводим несколько шагов, он тихо добавляет. - Получил сообщение из бывшего своего полка. В Мозырь приехали представители штаба словацкой армии. Волнуюсь: в полку могут начаться аресты...

- А чем вы можете их предотвратить? - спрашивает Богатырь.

- Думаю написать тем нацистским холопам ультимативное письмо...

- Не горячитесь, капитан. Посмотрим, что там предпримут. Отряд Таратуты следит за событиями в полку.

- То добре, - соглашается Налепка. - Я тоже передал, чтобы мой доверенный информировал вас обо всем через Галю или Содольского. Главное, чтобы вы были в курсе...

- Это я и хотел сказать. А теперь до свидания... - И Налепка протягивает мне руку.

- Не спешите, Ян. Маршрут номер один проходит недалеко от аэродрома. Дождемся, пока подойдет ваш отряд.

Налепка охотно соглашается и удивленно смотрит по сторонам. Его недоумение нам понятно: говорим об аэродроме, а кругом ничего похожего...

Но вот телефонисты подключились к проводам, связывающим аэродром с постами воздушного наблюдения. К аппарату подошел Демьяненко и тотчас доложил:

- В воздухе спокойно. Разрешите действовать?

В потемневшее небо взлетает ракета. И сейчас же оживает поле: трогаются волы, длинные ветвистые деревья начинают расползаться в разные стороны. Все больше раскрывается клеверное поле, все чище становится площадка.

Налепка по юношески задорно хохочет:

- Не зря существует выражение: «Не верь глазам своим!» Я и не знал, на чем стою...

Но вот запускают вторую ракету. По краям посадочной площадки загорается девять костров, и тут же из дубравы (вырываются яркие лучи прожекторов. На освещенную поляку медленно выползают восемь воздушных кораблей. Каждый из них тащит четверка волов.

Появление огромных самолетов на нашем партизанском аэродроме в фашистском тылу стало для нас уже привычным. Но Налепке это зрелище кажется фантастическим. Несколько секунд он молчит, озираясь по сторонам, потом растерянно бормочет:

- Не можно себе такого представить... Не можно... То есть еще одно советское чудо... днем... здесь... восемь самолетов... То есть чудо!!!

- Бывает и больше, - отвечаю я и объясняю, что за короткую летнюю ночь прилетевшие самолеты не успевают возвратиться за линию фронта.

С наступлением весны стало проблемой снабжение боеприпасами и медикаментами. Поэтому мы решили прорубить просеки, соорудить в лесу капониры и обеспечить надежную дневку для самолетов на Малой земле.

Первое время в Москве тоже не верили, что у нас смогут оставаться на день самолеты. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. К нам прилетел секретарь Каменец-Подольского обкома партии товарищ Олексенко. Во время посадки самолета пилот никак не мог выпустить шасси и вынужден был сесть на «брюхо». Обошлось без серьезной аварии, но винты, конечно, основательно погнулись. Экипажу пришлось здесь, в лесу, ждать другую машину, которая доставила запасные винты. С этого и началось...

- Ну что, кажется, пора прощаться? - оживленно говорит Богатырь.

Мы направляемся к машине,

Сверху из кабины самолета меня окликает летчик Слепов:

- Товарищ генерал, отметьте: пятнадцатая посадка.

- Жду двадцатой!

Окружающие рассмеялись. Дело было вот в чем. Среди прочего трофейного имущества партизаны захватили в городе Столин кортик, отделанный редчайшей художественной чеканкой и эмалью. Особенно восхищались кортиком партизанские летчики. Мы договорились, что он будет вручен тому, кто первым совершит двадцатую посадку на нашем аэродроме. Слепов буквально бредил этим кортиком и впоследствии действительно получил его...