Отвоёванная весна

Вот он остановился возле высокого, чуть сутулившегося словака. Это был только что назначенный командир отделения Выло Шалгович.

- Значит, вам удалось тогда уйти к партизанам?

- Благополучно обошлось, товарищ капитан. Те ваши вояки, что тогда меня арестовали, конвоировали не до тюрьмы, а прямо... до партизан...

- Знаю, знаю, - дружески похлопал Шалговича по плечу Налепка. - Достойный арестованный. Правильную дал команду тому конвою.

Затем Налепка разговорился с другим солдатом.

- Моя фамилия Гудак, Андрей Гудак, - отозвался тот.

- A- а... Старый знакомый по мозырской тюрьме, - улыбнулся Налепка какому-то своему воспоминанию.

- Так точно, товарищ командир!

Меня заинтересовал этот разговор. Я попросил Гудака рассказать о том, что связано с тюрьмой.

- Меня посадили в тюрьму, товарищ генерал, за распространение партизанских листовок. А в ту недобрую ночь наш капитан Налепка был дежурным по дивизии. Осматривая тюрьму, он зашел в мою камеру. Спросил: «За что посадили?» Я честно сказал капитану: «Партизанскую листовку в кармане нашли». А он в ответ: «Не горюй. Иди погуляй ночью, а утром возвращайся, разберемся». Ну, я и ушел...

Познакомившись с личным составом, Ян Налепка произнес короткую, но яркую речь. Закончил он призывом:

- Словаки - к бою!

Единодушным «ура» ответили бойцы своему командиру. Отряд, чеканя шаг, двинулся в путь. Над колонной словаков, как набатный клич, загремела наша русская, рожденная в дни битвы с фашизмом, песня:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна,

Идет война народная,

Священная война!

Чехословацкий партизанский отряд начал действовать.

Я не заметил, откуда и в какой момент появился кинооператор Фроленко. Прижимая к себе аппарат, он бежал впереди отряда. Признаться, тогда это вызвало у меня раздражение: уж очень неуместна была его согнутая фигура впереди чеканящего шаг отряда.

Прошло много лет. Нет уже в живых кинооператора Владимира Фроленко. А и по сей день я с глубокой признательностью вспоминаю нашего товарища, его боевую работу в глубоком тылу врага. Только благодаря ему для истории навсегда сохранились живые образы Яна Налепки и его боевых друзей.

Подойдя к землянке начальника штаба Бородачева, я остановился, пораженный. Вокруг расположился многолюдный табор. В тени, под кустами, сидели вперемежку со стариками женщины и дети. Все их добро было разложено рядом. А чуть в стороне бродили лошади, коровы, свиньи, овцы...

- Откуда вы? - спросил я полную, средних лет женщину.

- Копищуки! - гордо ответила она.

Деревня Копище Олевского района стала партизанской сразу же после нашего прихода на Житомирщину. Только из этой деревни в наши отряды влилось около ста пятидесяти человек.

- От карателей убежали? - встревожился я.

- Сами, по своей волюшке пришли... - как-то загадочно ответила та же женщина. - Видите, сколько мы телков на мясо привели. Да и коровы все дойные. Будем молочком поить ваших партизан.

- Кто вас привел?

- Наши муженьки скомандовали, мы и явились. Они там в землянке. А нам не велено раскулдыкивать...

В землянке полно народу.

- Этого еще не хватало! - раздраженно говорил Бородачей. - Притащили сюда женщин, детей... Пожарище в деревне устроили... Черт знает что...

Я с трудом протолкался вперед.

Начальник штаба был очень расстроен. Рядом с ним сидел Налепка.

- Что случилось, Илья Иванович?

- Да вот натворили дел эти молодчики... - начал он, указывая на группу партизан. - Сами себя уполномочили от всех копищуков и вчера самовольно ушли в свою деревню...

- Мы знали, что нам не разрешат этого, - послышался робкий голос.

- Может, вы вместо меня будете докладывать командиру? - сердито оборвал говорившего Бородачев. Он строго оглядел притихших партизан и обратился ко мне: - Ума не приложу, что теперь делать? Пошли в Копище, зажгли дома, забрали семьи - и к нам. Куда мы денем этот табор?

- Так-то оно так, да не совсем, - выступил вперед невысокий усатый партизан. - И уж вы разрешите мне обо всем сказать...

Оказывается, староста обратился к немецкому коменданту Олевска с просьбой, чтобы он поставил в Копище гарнизон, поскольку «нет сладу с народом из-за партизан»... Комендант согласился, но потребовал, чтобы прежде всего в деревне построили казарму для солдат, пекарню и столовую. Столовую и пекарню построили. А солдат староста предложил разместить в домах партизанских семей, над которыми готовилась расправа.

Узнав об этом, партизаны-копищуки решили: старосту убить, дома сжечь, новостройки, возведенные для фашистского гарнизона, уничтожить, а семьи увести в лес.

- Пусть лучше все огнем займется, пусть пропадает нажитое добро! - закончил свою оправдательную речь усач. - Мы знаем: теперь в Копище не будет немецкого гарнизона, и на пост старосты желающих не найдется... А останемся живы, Советская власть вернется, - не пропадем!

- Значит, вашей вины тут нет? - перебивает его Бородачей.

Усач мнется и нехотя тянет:

- Вина есть... Ничего не скажешь, самовольная отлучка получилась... Это справедливо замечено...