- Милости прошу, дорогие гости. Извините, что заставила вас мерзнуть, у нас небезопасно. В лесу бродят партизаны. Мой муж называет их «живыми трупами». Неправда ли, остроумно? А я с детства не люблю лягушек и мертвецов: холодные, скользкие, бр-р-р... Простите, заболталась. Прошу вас.
Мы с Ревой входим в комнату. Женщина пристально оглядывает нас.
- Мадам Онцева, разрешите представиться, - торжественно говорит Рева - Перед вами настоящие «живые трупы». Без всякой подделки.
Женщина смотрит на меня расширенными от ужаса глазами и в обмороке падает на пол.
В соседней комнате слышна какая-то возня. Бросаемся туда. Наклонившись над кроватью, высокий широкоплечий мужчина шарит под подушкой.
Рева, Богатырь, Пашкович наваливаются на него и с трудом связывают руки. Онцев кричит, и Рева затыкает ему рот первой попавшейся тряпкой.
Вызываю Ларионова.
- Немедленно сани сюда!
- Бугай, настоящий бугай, - ворчит Рева, поглаживая ушибленный в борьбе бок. - Пока сани подадут, его надо запаковать поаккуратнее.
Павел внимательно оглядывает спальню. Быстро сбрасывает простыню и распарывает одну сторону перины. По всей спальне разлетаются белые пушинки.
- Да ну тебя к черту! - отряхивается Пашкович.
- Потерпеть придется, товарищ прокурор. Ну як же можно господина Онцева без верхней одежды на мороз выносить? Бронхит может получить господин Онцев. Нехорошо...
С трудом засовываем Онцева в перинный чехол, на добрую треть еще полный гагачьего пуха. Сани уже у крыльца. Онцева выносят. Я задерживаюсь с Ларионовым в первой комнате, где на полу неподвижно лежит Онцева.
- Останешься здесь сторожить дамочку. Если придет в себя и начнет кричать - покрепче заткни рот. Как только услышишь автоматные очереди, уходи в лес, на то место, откуда мы вошли в Суземку. Если не найдешь нас в лесу, ищи в Челюскине, у Григория Ивановича.
Выхожу на улицу. Застоявшаяся лошадь нетерпеливо перебирает ногами. Верхом на перинном чехле торжественно восседает Васька.
- К Мамоненко? - спрашивает он.
- Трогай.
Мороз крепчает. Снег громко скрипит под ногами. Улица по-прежнему пустынна. Где-то далеко закричал петух, ему ответил второй, третий, и в Суземке начинается петушиная перекличка.
Волчков с трудом заставляет горячую лошадь идти шагом. Перинный чехол под ним шевелится.
Подходим к дому с синими наличниками. Нам открывает сам Мамоненко - высокий крепкий старик с окладистой бородой.
Отрекомендовавшись начальством из Севска, грозно набрасываюсь на него:
- Собрал теплую одежду? Где она? Почему задание не выполнил?
- Да как же не выполнил, господин начальник? - спешит оправдаться Мамоненко. - Двадцать полушубков, семнадцать пар валенок у меня в амбаре лежат. Остальные через два дня соберу и вам представлю.
- Почему до сих пор у себя держишь? - не давая ему опомниться, гневаюсь я. - Немедленно грузи в сани. Будешь сопровождать в Севск.
- Ночью? - недоумевает Мамоненко. - На дорогах партизаны шалят...
- Не рассуждать! Выполняй приказание!
Жена подает мужу шубу, и он вместе с Пашковичем выходит во двор.
За занавеской раздается шорох. Богатырь отдергивает материю. На кровати лежит молодая пара.
- Встать! Руки вверх!
Женщина вскакивает и послушно поднимает руки. Мужчина выхватывает из-под подушки пистолет, но Богатырь резким ударом выбивает его.
Мужчина становится рядом с женщиной.
- Дивись, Александр, - весело говорит Рева. - Ну, прямо, молодожены.
- Молодожены, господин хороший, молодожены, - торопится подтвердить перепуганная хозяйка. - Это дочка моя. Три дня, как свадьбу сыграли.
- А муженьком где разжились? - спрашивает Рева.
- Наш он, суземский, - объясняет хозяйка. - Хоть молодой, а с большим понятием. На виду у начальства. Господин комендант его вчера главным полицаем определил...
- Это Леу, что ли? - перебивает Богатырь. - Вот и хорошо. Тебя как раз Леу ищет и никак найти не может. Одевайся и отправишься к нему.
Рева уже достал где-то веревку и крепко связывает руки новоиспеченному начальнику полиции.
- Зачем вы ему руки вяжете? - недоумевает хозяйка.
- А як же, мамаша? Горячий он у тебя: видала, как пистолетом на свое начальство замахивается?.. А ты, молодуха, руки-то опусти - неудобно ведь...
Мы выходим. В доме остается Абдурахманов с тем же заданием, что и Ларионов в доме Онцева.
Молодожена кладут на сани рядом с Онцевым. Сверху наваливают полушубки и валенки.
Направляемся к Землянке. На этот раз Леу остается в стороне. Стучит Мамоненко: по нашим сведениям, он друг-приятель Землянки.
Здесь все повторяется сызнова, и через пять минут мы выходим на улицу.
Волчков уже успел повернуть лошадь. Мамоненко и Землянка, связанные, лежат в санях. Только один Леу стоит на тротуаре, окруженный нашими партизанами. Показываю Реве глазами на коменданта - и он уложен в сани.
- Волчков! Быстро к опушке, - приказываю я. - Там подождешь нас.
Лошадь с места берет крупной рысью.
Пройдя последний дом, даю две автоматные очереди - сигнал отхода Ларионову и Абдурахманову.
Над городом взвивается ракета. Медленно падает снег.
Григорий Иванович встречает нас у входа в село. Он внимательно вглядывается в мое лицо и крепко жмет руку.