Овернские влюбленные

Чем больше Лакоссад размышлял над кончиной мсье Дезире, тем меньше, верил, что это самоубийство. Он, конечно, не знал, что произошло на самом деле, но и доводы комиссара Шаллана его не убедили. Человек, раздумывал инспектор, может наложить на себя руки только в случае каких-либо неразрешимых для него проблем: финансового или сентиментального характера либо же если он смертельно болен. Между тем, по всей видимости, Парнак старший отличался довольно завидным для своих лет здоровьем, материальное его положение также не внушало ни малейших тревог, ну а уж о какой-либо пассии никто никогда и не слышал. Так с чего бы ему это вдруг вздумалось прострелить себе голову?

Пока у Лакоссада не было никаких доказательств, кроме доводов здравого смысла (а стало быть, с точки зрения закона - ничего). Впрочем, подумал он, эта ссора между покойным и Франсуа Лепито может дать какую-то зацепку. Внезапно приняв решение, инспектор, вместо того чтобы отправиться в комиссариат, пошел к молодому клерку.

У входа в дом на улице Пастер Лакоссад столкнулся с вдовой Шерминьяк.

- Будьте любезны, мадам, подскажите мне, пожалуйста, где живет мсье Лепито? Он дома сейчас?

Софи окинула пришельца подозрительным взглядом.

- Кто вы такой?

- Инспектор Лакоссад.

- Из полиции?

- Ну... да.

- Разве... разве Франсуа что-нибудь...

- Не беспокойтесь так, мадам, я добрый знакомый Франсуа Лепито и просто пришел просить его помочь мне разобраться в одной довольно запутанной истории.

- Не уверена, что от него сейчас большой прок...

- Вот как? А почему?

- Он в расстроенных чувствах... из-за несчастной любви...

- Правда?

- Да, правда... Франсуа до смерти влюблен в женщину. Но она старше его и у нее к тому же большое состояние... Вот бедняжка и не решается открыть ей свое сердце.

- Стало быть, он и в самом деле ее любит, ибо, если верить Петрарке, "кто может сказать о страданье, тот страстью не так опален".

- Ах, вы совершенно правы, инспектор! Но как же Франсуа не понимает, не догадывается, что эта женщина, быть может, готова упасть в его объятия и лишь ждет первого знака? Я говорю вам это только потому, что очень волнуюсь за Франсуа...

- Неужто его состояние столь плачевно?

- Бедный, он почти не ест и не спит... Вчера ночью, например, я слышала, как он вышел на улицу где-то в час, а вернулся только лишь около трех. Ну скажите, господин инспектор, разве это нормально для такого порядочного молодого человека, как мсье Лепито?

- Разделяю ваше мнение, мадам. Оно мне кажется весьма рассудительным.

Польщенная, мадам Шерминьяк тут же приосанилась.

- Бог свидетель, еще никто не жаловался на мои советы. Вот только Франсуа почему-то не хочет довериться мне. Ну, разве любовь - это преступление?

- О нет-нет, мадам, всего-навсего болезнь.

- ...Что? - опешила женщина.

- Прошу прощения. Просто я вспомнил один английский афоризм: "Любовь как ветрянка, чем позже ее подхватишь, тем тяжелее протекает". А теперь, мадам, скажите мне, где обретается наш романтик?

- На последнем этаже. Вы увидите на двери его визитную карточку.

Франсуа проснулся в самом скверном расположении духа. В ближайшие часы ему надо было принять окончательное решение... Впрочем, уже одно то, что молодой клерк не пошел в контору, означало, что он готов склониться перед волей "Мсье Старшего". "Что ж, - успокаивал он себя, - отыщется какая-нибудь другая возможность видеться с Соней. Да и контора Парнака в конце-то концов не единственное место, где можно работать". Такое рассуждение взбодрило Франсуа, он ощутил заманчивый привкус свободы. Твердым шагом наш герой двинулся было к шкафу, где висели оба его костюма, как вдруг в дверь тихонько постучали.

- Кто там? - удивленно спросил Лепито.

- Лакоссад... мне нужно сказать вам пару слов, дорогой мой.

- Минутку!

Накидывая халат, Франсуа подумал, зачем это он понадобился полицейскому, и открыл дверь.

- Я не застал вас сегодня в конторе, приходится беспокоить дома, немного насмешливо извинился инспектор.

- Ничего страшного, вы не особенно меня потревожили.

- Любезная дама снизу многое рассказала мне о вас. Она так волнуется о вашем здоровье, особенно о сердечных делах...

Франсуа рассмеялся.

- Да-а, вдова - добрейшая женщина - опекает меня, как наседка цыпленка.

- Но знаете, после разговора с прекрасной вдовой я в некотором заблуждении. В конторе мне рассказывали, будто вы поссорились с мсье Дезире из-за его племянницы, в которую, как они говорят, вы влюблены. И вдруг мадам Шерминьяк заявляет, что вы сохнете по какой-то старушенции! Как вам это понравится, Франсуа? Вы не находите тут некоторого противоречия?

- Моя личная жизнь - это моя личная жизнь. Она касается меня одного, мсье инспектор! Но уж если так угодно, то, во-первых, мадам следовало бы перестать совать нос в чужие дела! А во-вторых, я вовсе не влюблен в мадемуазель Парнак, она сама не дает мне проходу!

- Так что ж, мсье Дезире ошибся?

- Ну нет, мерзавец попал в самую точку.

- А из-за чего тогда вышла ссора?

- Послушайте! Вам не кажется, инспектор, что вы несколько назойливы?

- Что делать, такое уж ремесло!

- Вы пришли по-приятельски или официально!