Овод

"Cruel?	- Жестокость?
Do you mean to the hunchback?"	По отношению к горбуну?
"I mean— Of course the man himself was quite indifferent; no doubt, it is to him just a way of getting a living, like the circus-rider's way or the columbine's.	- Да... Сам он, конечно, относится к этому совершенно спокойно. Для него кривляния -такой же способ зарабатывать кусок хлеба, как прыжки для наездника и роль коломбины для актрисы.
But the thing makes one feel unhappy.	Но когда смотришь на этого горбуна, становится тяжело на душе.
It is humiliating; it is the degradation of a human being."	Его роль унизительна - это насмешка над человеческим достоинством.
"He probably is not any more degraded than he was to start with.	- Вряд ли арена так принижает чувство собственного достоинства.
Most of us are degraded in one way or another."	Большинство из нас чем-то унижены.
"Yes; but this—I dare say you will think it an absurd prejudice; but a human body, to me, is a sacred thing; I don't like to see it treated irreverently and made hideous."	- Да, но здесь... Вам это покажется, может быть, нелепым предрассудком, но для меня человеческое тело священно. Я не выношу, когда над ним издеваются и намеренно уродуют его.
"And a human soul?"	- Человеческое тело?.. А душа?
He had stopped short, and was standing with one hand on the stone balustrade of the embankment, looking straight at her.	Овод остановился и, опершись о каменный парапет набережной, посмотрел Джемме прямо в глаза.
"A soul?" she repeated, stopping in her turn to look at him in wonder.	- Душа? - повторила она, тоже останавливаясь и с удивлением глядя на него.
He flung out both hands with a sudden, passionate gesture.	Он вскинул руки с неожиданной горячностью:
"Has it never occurred to you that that miserable clown may have a soul--a living, struggling, human soul, tied down into that crooked hulk of a body and forced to slave for it?	- Неужели вам никогда не приходило в голову, что у этого жалкого клоуна есть душа, живая, борющаяся человеческая душа, запрятанная в это скрюченное тело, душа, которая служит ему, как рабыня?
You that are so tender-hearted to everything--you that pity the body in its fool's dress and bells--have you never thought of the wretched soul that has not even motley to cover its horrible nakedness?	Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пестрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу?
Think of it shivering with cold, stilled with shame and misery, before all those people--feeling their jeers that cut like a whip--their laughter, that burns like red-hot iron on the bare flesh!	Подумайте, как она дрожит от холода, как на глазах у всех ее душит стыд, как терзает ее, точно бич, этот смех, как жжет он ее, точно раскаленное железо!