Овод

"So much the better!" the captain whispered back. "He's been nothing but a mill-stone round all our necks ever since that confounded amnesty."	- Тем лучше, - тоже шепотом ответил капитан. - С тех пор как была дарована эта проклятая амнистия, он висит у нас камнем на шее.
"He did give in, though, about the court-martial."	- Однако на военный суд он согласился.
"Yes, at last; but he was a precious time making up his mind to. Heavens, how close it is!	- Да, после долгих колебаний... Господи боже, как душно!
We shall all get sun-stroke in the procession.	Нас всех хватит солнечный удар во время процессии.
It's a pity we're not Cardinals, to have a canopy held over our heads all the way— Sh-sh-sh!	Жаль, что мы не кардиналы, а то бы над нами всю дорогу несли балдахин... Ш-ш!
There's my uncle looking at us!"	Дядюшка на нас смотрит.
Colonel Ferrari had turned round to glance severely at the two younger officers.	Полковник Феррари бросил строгий взгляд на молодых офицеров.
After the solemn event of yesterday morning he was in a devout and serious frame of mind, and inclined to reproach them with a want of proper feeling about what he regarded as "a painful necessity of state."	Вчерашние события настроили его на весьма серьезный и благочестивый лад, и он был не прочь отчитать молодежь за легкомысленное отношение к своим обязанностям - может статься, и обременительным.
The masters of the ceremonies began to assemble and place in order those who were to take part in the procession.	Распорядители стали устанавливать по местам тех, кто должен был участвовать в процессии.
Colonel Ferrari rose from his place and moved up to the chancel-rail, beckoning to the other officers to accompany him.	Полковник Феррари поднялся, знаком приглашая офицеров следовать за собой.
When the Mass was finished, and the Host had been placed behind the crystal shield in the processional sun, the celebrant and his ministers retired to the sacristy to change their vestments, and a little buzz of whispered conversation broke out through the church.	Когда месса[100] окончилась и святые дары поставили в ковчег, духовенство удалилось в ризницу сменить облачение. Послышался сдержанный гул голосов.
Montanelli remained seated on his throne, looking straight before him, immovably. All the sea of human life and motion seemed to surge around and below him, and to die away into stillness about his feet.	Монтанелли сидел, устремив вперед неподвижный взгляд, словно не замечая жизни, кипевшей вокруг и замиравшей у подножия его трона.
A censer was brought to him; and he raised his hand with the action of an automaton, and put the incense into the vessel, looking neither to the right nor to the left.	Ему поднесли кадило, он поднял руку, как автомат, и, не глядя, положил ладан в курильницу.
The clergy had come back from the sacristy, and were waiting in the chancel for him to descend; but he remained utterly motionless.	Духовенство вернулось из ризницы и ждало кардинала в алтаре, но он сидел не двигаясь.
The deacon of honour, bending forward to take off the mitre, whispered again, hesitatingly:	Священник, который должен был принять от него митру, наклонился к нему и нерешительно проговорил:
"Your Eminence!"	- Ваше преосвященство!
The Cardinal looked round.	Кардинал оглянулся: