Овод

"I was saying that of course you will break the news to her."	- Я спрашивал: вы сами скажете ей об этом?
Life, and all the horror of life, came back into Martini's face.	Проблеск жизни со всеми ее горестями снова появился на лице Мартини.
"How can I tell her?" he cried out. "You might as well ask me to go and stab her.	- Нет, я не могу! - воскликнул он. - Вы лучше уж прямо попросите меня пойти и убить ее.
Oh, how can I tell her--how can I!"	Как я скажу ей, как?
He had clasped both hands over his eyes; but, without seeing, he felt the smuggler start beside him, and looked up.	Мартини закрыл глаза руками. И, не открывая их, почувствовал, как вздрогнул контрабандист. Он поднял голову.
Gemma was standing in the doorway.	Джемма стояла в дверях.
"Have you heard, Cesare?" she said. "It is all over.	- Вы слышали, Чезаре? - сказала она. - Все кончено.
They have shot him."	Его расстреляли.
CHAPTER VIII	Глава VIII
"INTROIBO ad altare Dei."	- "Introibo ad altare Dei..."[97]
Montanelli stood before the high altar among his ministers and acolytes and read the Introit aloud in steady tones.	Монтанелли стоял перед престолом, окруженный священниками и причтом, и громким, ясным голосом читал "Introit".
All the Cathedral was a blaze of light and colour; from the holiday dresses of the congregation to the pillars with their flaming draperies and wreaths of flowers there was no dull spot in it.	Собор был залит светом. Праздничные одежды молящихся, яркая драпировка на колоннах, гирлянды цветов - все переливалось красками.
Over the open spaces of the doorway fell great scarlet curtains, through whose folds the hot June sunlight glowed, as through the petals of red poppies in a corn-field.	Над открытым настежь входом спускались тяжелые красные занавеси, пылавшие в жарких лучах июньского солнца, словно лепестки маков в поле.
The religious orders with their candles and torches, the companies of the parishes with their crosses and flags, lighted up the dim side-chapels; and in the aisles the silken folds of the processional banners drooped, their gilded staves and tassels glinting under the arches.	Обычно полутемные боковые приделы были освещены свечами и факелами монашеских орденов. Там же высились кресты и хоругви отдельных приходов. У боковых дверей тоже стояли хоругви; их шелковые складки ниспадали до земли, позолоченные кисти и древки ярко горели под темными сводами.
The surplices of the choristers gleamed, rainbow-tinted, beneath the coloured windows; the sunlight lay on the chancel floor in chequered stains of orange and purple and green.	Лившийся сквозь цветные стекла дневной свет окрашивал во все цвета радуги белые стихари певчих и ложился на пол алтаря пунцовыми, оранжевыми и зелеными пятнами.
Behind the altar hung a shimmering veil of silver tissue; and against the veil and the decorations and the altar-lights the Cardinal's figure stood out in its trailing white robes like a marble statue that had come to life.	Позади престола блестела и искрилась на солнце завеса из серебряной парчи. И на фоне этой завесы, украшений и огней выступала неподвижная фигура кардинала в белом облачении - словно мраморная статуя, в которую вдохнули жизнь.