Озарения

Les brasiers et les écumes. La musique, virement des gouffres et chocs des glaçons aux astres.

O douceurs, ô monde, ô musique! Et là, les formes, les sueurs, les chevelures et les yeux, flottant. Et les larmes blanches, bouillantes, – ô douceurs! – et la voix féminine arrivée au fond des volcans et des grottes arctiques…

Le pavillon…

Первобытное

Когда не будет ни дней, ни времён, ни существ, ни стран,

Знамя на древке сочащимся мясом кровавым над шёлком морей и полярных цветов (их не существует.)

Вновь из забвенья вернёт фанфары ушедших эпох героизма − которые атакуют ещё головы наши и наши сердца – вдали от ассасинов прошлого —

О! Знамя на древке сочащимся мясом кровавым над шёлком морей и полярных цветов (их не существует.)

Услады!

Угли пожарищ ночных льющихся с неба на ветрах обжигающих льдинками, − Услады! – огни сквозь завесу дождя искрящегося алмазами ветра, из сердца земного исторгнутого и в угль веками для нас превращённого, – О, мир! —

От убежищ забытых вдали и от давно отгоревших костров, которых слышен ещё треск и доносится запах,)

Угли и пена. Музыка, бездн поворот, столкновение льдин со звёздами.

О, Услады, о, мир, о, музыка! Там − плывущие формы, капли пота, волосы и глаза. И вскипающие, добелà нагретые слёзы, − о, услады! – голос женский во чреве вулканов и гротов арктических.

Знамя…

Solde

À vendre ce que les Juifs n’ont pas vendu, ce que noblesse ni crime n’ont goûté, ce qu’ignorent l’amour maudit et la probité infernale des masses, ce que le temps ni la science n’ont pas à reconnaître:

Les Voix reconstituées; l’éveil fraternel de toutes les énergies chorales et orchestrales et leurs applications instantanées, l’occasion, unique, de dégager nos sens!

À vendre les Corps sans prix, hors de toute race, de tout monde, de tout sexe, de toute descendance! Les richesses jaillissant à chaque démarche! Solde de diamants sans contrôle!

À vendre l’anarchie pour les masses; la satisfaction irrépressible pour les amateurs supérieurs; la mort atroce pour les fidèles et les amants!

À vendre les habitations et les migrations, sports, féeries et comforts parfaits, et le bruit, le mouvement et l’avenir qu’ils font!

À vendre les applications de calcul et les sauts d’harmonie inouïs! Les trouvailles et les termes non soupçonnés, possession immédiate,

Élan insensé et infini aux splendeurs invisibles, aux délices insensibles, – et ses secrets affolants pour chaque vice – et sa gaîté effrayante pour la foule —

– À vendre les Corps, les voix, l’immense opulence inquestionnable, ce qu’on ne vendra jamais. Les vendeurs ne sont pas à bout de solde! Les voyageurs n’ont pas à rendre leur commission de si tôt!

Распродажа

На продажу всё, что не продали Евреи, всё, что не вскусили ни благородные, ни злодеи мира сего, всё, что вниманьем своим обошла и прóклятая любовь, и масс инфернальная честность, всё, что останется скрытым для времени и для науки.

Голоса, вновь обретшие силу; братское пробужденье всей мощи оркестра и хора и мгновенные их приложенья: возможность, которая второй раз не представится, освободить наши чувства.

Продаются бесценные Тела, ни к какой расе не относящиеся, не принадлежащие ни к какому миру, полу, линии рода! Сокровищ фонтаны на каждом шагу! Бесконтрольная распродажа алмазов! Продаётся анархия − массам; высшим же ценителям чего бы то ни было – чувство глубочайшего удовлетворенья, которое никакими репрессиями подавить невозможно; правоверным и любовникам − жестокая смерть! Продаются разрешенья на въезд и виды на жительство, спортивные состязанья, феерии и совершенный комфорт, шум и движенье и то будущее, которое они создают! На продажу – бухгалтерские приложенья и неслыханные скачкú гармонии! В немедленное владенье – находки и сроки поставок, о которых не подозревали,

Бесконечный, лишённый всякого смысла порыв к незримым великолепьям, к наслажденьям неосязаемым, − и для всякого порока пагубные порыва этого тайны, − и его восторг, толпу повергающий в ужас −

Продаются Тела, голоса, и никем не оспариваемое всеобщее изобилье, всё то, что никогда не продашь. Торговцы не кончили распродажу! Коммивояжёрам ещё рано считать свой процент!

Fairy

Pour Hélène se conjurèrent les sèves ornementales dans les ombres vierges et les clartés impassibles dans le silence astral. L’ardeur de l’étè fût confiée à des oiseaux muets et l’indolence requise à une marque de deuils sans prix par des anses d’amours morts et de parfums affaissés.

– Après le moment de l’air des bûcheronnes à la rumeur du torrent sous la ruine des bois, de la sonnerie des bestiaux à l’écho des vals, et des cris des steppes. —

Pour l’enfance d’Hélène frissonnèrent les fourrures et les ombres, – et le sein des pauvres, et les légendes du ciel.

Et ses yeux et sa danse supérieurs encore aux éclats précieux, aux influences froides, au plaisir du décor et de l’heure uniques.

Fairy

Ради Елены слились взошедших орнаменты севов в сумерках девичьих и к юдоли сует равнодушные светочи в звёздном безмолвии.