Озарения

Жар лета был птицам немым препоручен, а безучастность, приличий соблюдения ради, − бесценной ладье похоронной посредством уключин любовей, угасших навеки, ароматов едва различимых.

– В свой черёд дровосеков подруги свои арии спели в сопровожденьи ворчливом ручья, в руинах темнеющих леса, звякал скот бубенцами, с пастбищ гонимый под вечер эхом долин, степей остывающих криками. —

Ради детства Елены дрожь охватила меха и пугливые тени − и впавшую грудь бедняков, и неба легенды.

И очи её и танец даже выше взорвавшихся самоцветами капель, выше влияний холодных, наслаждения выше единственными в своём роде декором и мигом.

Guerre

Enfant, certains ciels ont affiné mon optique: tous les caractères nuancèrent ma physionomie. Les Phénomènes s’émurent. – À présent, l’inflexion éternelle des moments et l’infini des mathématiques me chassent par ce monde où je subis tous les succès civils, respecté de l’enfance étrange et des affections énormes. – Je songe à une Guerre de droit ou de force, de logique bien imprévue.

C’est aussi simple qu’une phrase musicale.

Война

В детстве оптический механизм моих глаз сделался изощрённей от постоянного наблюденья за изменчивым разнообразием небес. Всех характеров черты добавили нюансов к моей физиономии. Ожили Фенóмены. Ныне мгновений вечная инфлексия[7] и математическая бесконечность преследуют меня повсюду в этом мире, где я на себе ощущаю гражданского общества всевозможные успехи, где странное детство моё предо мною склоняет главу рядом с мимолётными, выходящими за привычные рамки, увлеченьями. − Я грежу о Войне, мною развязанной, по праву или с позиции силы, по логике, которую невозможно предугадать.

Это так же просто, как музыкальная фраза.

Jeunesse

I Dimanche

Les calculs de côté, l’inévitable descente du ciel, et la visite des souvenirs et la séance des rythmes occupent la demeure, la tête et le monde de l’esprit.

– Un cheval détale sur le turf suburbain, et le long des cultures et des boisements, percé par la peste carbonique. Une misérable femme de drame, quelque part dans le monde, soupire après des abandons improbables. Les desperadoes languissent après l’orage, l’ivresse et les blessures. De petits enfants étouffent des malédictions le long des rivières. —

Reprenons l’étude au bruit de l’oeuvre dévorante qui se rassemble et remonte dans les masses.

II Sonnet

Homme de constitution ordinaire, la chair n’était-elle pas un fruit pendu dans le verger, – o journées enfantes! le corps un trésor à prodiguer; – o aimer, le péril ou la force de Psyché? La terre avait des versants fertiles en princes et en artistes, et la descendance et la race nous poussaient aux crimes et aux deuils: le monde, votre fortune et votre péril. Mais à présent, ce labeur comblé, – toi, tes calculs, – toi, tes impatiences, – ne sont plus que votre danse et votre voix, non fixées et point forcées, quoique d’un double événement d’invention et de succès + une raison, – en l’humanité fraternelle et discrète par l’univers sans images; – la force et le droit réfléchissent la danse et la voix à présent seulement appréciées.

III Vingt ans

Les voix instructives exilées… L’ingénuité physique amèrement rassise… – Adagio – Ah! l’égoïsme infini de l’adolescence, l’optimisme studieux: que le monde était plein de fleurs cet été! Les airs et les formes mourant… – Un choeur, pour calmer l’impuissance et l’absence! Un choeur de verres de mélodies nocturnes… En effet les nerfs vont vite chasser.

IV

Tu en es encore à la tentation d’Antoine. L’ébat du zèle écourté, les tics d’orgueil puéril, l’affaissement et l’effroi.

Mais tu te mettras au travail: toutes les possibilités harmoniques et architecturales s’émouvront autour de ton siège. Des êtres parfaits, imprévus, s’offriront à tes expériences. Dans tes environs affluera rêveusement la curiosité d’anciennes foules et de luxes oisifs. Ta mémoire et tes sens ne seront que la nourriture de ton impulsion créatrice. Quant au monde, quand tu sortiras, que sera-t-il devenu? En tout cas, rien des apparences actuelles.

Юность

I Воскресенье

Расчёты в сторону, небес неизбежный десант, воспоминаний визит и ритмов сеанс заполняют обитель, голову и мир духа.

− Лошадь во весь дух несётся на скачках в предместье вдоль взошедших посевов и лесных насаждений, пришпоренная карбонной чумою. Вызывающая жалость героиня драмы томится где-то в этом мире, вздыхая по тем, кто оставлен был ею ко всеобщему удивленью. Те же, кому нечего терять, в изнеможеньи от пьянства и ран после грозы пребывают. Малые дети тушат проклятий пожары вдоль рек. −

Вернёмся к занятиям под шум всепоглощающего творенья, массы которого собираются и движутся вверх.

II Сонет