Озарения

Mais la Vampire qui nous rend gentils commande que nous nous amusions avec ce qu’elle nous laisse, ou qu’autrement nous soyons plus drôles.

Rouler aux blessures, par l’air lassant et la mer; aux supplices, par le silence des eaux et de l’air meurtriers; aux tortures qui rient, dans leur silence atrocement houleux.

Мученье

Возможно ли, чтобы Она меня сподвигла к прощенью, когда безнадёжно разбиты амбиции снова мои, − возможно ли, чтобы конец, в достатке встреченный полном, века, в нужде проведённые, враз перекрыл бы, − и чтобы день триумфа убаюкивал нас в постели стыда фатальной немочи нашей?

(О, пальмовые ветви! алмаз! – Любовь, сила! − всех наслаждений и почестей выше! – на любой вкус, повсюду, − демон, бог, − Юность того вон субъекта: моя!)

Чтобы научной феерии сводки и движения общественного братства были лелеимы, как постепенное возвращение отнятой несправедливо первоначальной свободы?

Но Вампирша, в язычников нас обращая, приказывает нам развлекать себя тем, что Она нам оставила, в противном же случае мы будем ещё нелепей

Кататься от ран по морю и по воздуху, от которого никнет всё живое, от пыток в тишине вод и воздỳхов губительных, от мучений, смеющихся в своей тишине, будто раздираемой волнами.

Métropolitain

Du détroit d’indigo aux mers d’Ossian, sur le sable rose et orange qu’a lavé le ciel vineux, viennent de monter et de se croiser des boulevards de cristal habités incontinent par de jeunes familles pauvres qui s’alimentent chez les fruitiers. Rien de riche. – La ville!

Du désert de bitume fuient droit, en déroute avec les nappes de brumes échelonnées en bandes affreuses au ciel qui se recourbe, se recule et descend, formé de la plus sinistre fumée noire que puisse faire l’Océan en deuil, les casques, les roues, les barques, les croupes. – La bataille!

Lève la tête: ce pont de bois, arqué; les derniers potagers de Samarie; ces masques enluminés sous la lanterne fouettée par la nuit froide; l’ondine niaise à la robe bruyante, au bas de la rivière; ces crânes lumineux dans les plants de pois, – et les autres fantasmagories – La campagne.

Des routes bordées de grilles et de murs, contenant à peine leurs bosquets, et les atroces fleurs qu’on appellerait coeurs et soeurs, Damas damnant de langueur, – possessions de féeriques aristocraties ultra-Rhénanes, Japonaises, Guaranies, propres encore à recevoir la musique des anciens, – et il y a des auberges qui pour toujours n’ouvrent déjà plus – il y a des princesses, et si tu n’es pas trop accablé, l’étude des astres. – Le ciel.

Le matin où, avec Elle, vous vous débattîtes parmi ces éclats de neige, les lèvres vertes, les glaces, les drapeaux noirs et les rayons bleus, et les parfums pourpres du soleil des pôles, – ta force.

Метрополитен

От пролива цвета индиго к морям Оссиана, над оранжево-розовым песком, − который небо омыло, став как вино, − взмыли ввысь и тотчас накрыли друг друга крестообразно бульвары хрустальные, немедленно заселённые молодожёнов бедными семьями, которые в лавках фруктовых пополняют запасы свои. Ни следа роскоши. − Город!

От пустыни битума бегут во весь дух с простынями туманов эшелоны пугающей видом своим пехоты разгромленной, − к небесам, которые отступают пред ними и в смятеньи на землю нисходят чёрным дымом, самым, что ни есть зловещим, которым можно было бы в траур одеть Океан, каски, колёса, лодки, лошадиные крупы. − Баталия!

Голову подними: этот арочный мост деревянный, последние огороды Самарии; эти маски, красками яркими вспыхнувшие под фонарём, исхлестанным ночью холодной; ундина, в платье из шорохов сотканном, дурачится в низовье реки, эти излучающие свет черепа в зарослях гороха и другие фантасмагории − деревня.

По краям дорог – решётки железные, стены, едва сдерживающие кустов и деревьев напор, и жестокие цветы, которые мы бы назвали сердцами и сёстрами, Дамаск, от бессилья проклятьями сыплющий, − владенья феерических аристократий – зарейнских, японских, гуаранийских, ещё способных слышать музыку древних, и харчевни, которым уже никогда не открыться, принцессы и, если ты не слишком устал, астральный этюд − небо. Утро, которым с Ней вы боролись среди искрящихся снегов, эти зелёные губы, льдины, знамёна чёрные и голубые лучи, и ароматы пурпурные полярного солнца − сила твоя.

Barbare

Bien après les jours et les saisons, et les êtres et les pays,

Le pavillon en viande saignante sur la soie des mers et des fleurs arctiques; (elles n’existent pas.)

Remis des vieilles fanfares d’héroïsme – qui nous attaquent encore le coeur et la tête, – loin des anciens assassins -

Oh! le pavillon en viande saignante sur la soie des mers et des fleurs arctiques; (elles n’existent pas.)

Douceurs!

Les brasiers, pleuvant aux rafales de givre, – Douceurs! – les feux à la pluie du vent de diamants jetée par le coeur terrestre éternellement carbonisé pour nous. – O monde! -

(Loin de vieilles retraites et des vieilles flammes qu’on entend, qu’on sent,)