Исаак смотрел на Фому, долговязого и пьяного, и молчал. Фома же сказал наконец:
— Зачем ты позвал меня?
Исаак передал ему письмо и долго еще наблюдал в горестном молчании, как Фома прячет пакет под одеждой. Несколько раз Фома ронял пакет, потому что трудно было ему совершать движения, требующие ловкости, имея в руках пирог и кувшин с вином. Наконец Исаак сказал:
— Позволь мне подержать твои вещи, пока ты справляешься с этим письмом.
Фома сунул ему кувшин и пирог и запихнул письмо за пазуху. Потом спросил у еврея:
— Ты знаешь человека, который называет себя Джон Белл?
— Возможно, — ответил Исаак.
— Стало быть, и другого человека, который называет себя Ив де Керморван, ты тоже знаешь?
— Этого сеньора я никогда не встречал, — ответил Исаак.
Фома посмотрел на него пристально и понял, что Исаак не скажет ему ни одного лишнего словца, а все потому, что Фоме не верит никто, даже эти голландские евреи.
— Оставь себе пирог и вино, — буркнул Фома. – Я передам пакет тому, кому он предназначен.
— Это для графа Уорвика, — Исаак коснулся руки Фомы и тотчас отдернул пальцы. – Только для него одного. И хорошо бы об этом не проведал никто другой. Граф Уорвик сам разберется, кому рассказать, а кому нет.
Он вздохнул, словно сожалея о неразумии Фомы, после чего повернулся и тихо ушел.
— И где же пакет, предназначенный для меня? – спросил граф Уорвик.
— Здесь. – Фома вытащил из–за пазухи изрядно замусоленный сверток.
Уорвик, помедлив, взял пакет.
— Кто знает о вашей встрече с евреем? – спросил он.
Фома пожал плечами:
— Должно быть, тот, кто подсматривал за мной. Я знал, что кто–нибудь да увидит, поэтому сказал Длинному Хамфри, что у меня долги и неприятности и если я хочу избегнуть преследований со стороны еврейского племени, мне следует поскорее покинуть Голландию.
— Это было единственное благоразумное решение, крестник, из всех, которые вы приняли, — сказал граф Ричард со вздохом, — и теперь, кажется, вся Англия знает, что непутевый сын шерифа Мэлори влез в долги и кругом обязан каким–то евреям!
— А что мне оставалось? – спросил Фома. – К тому же я действительно задолжал кое–кому. Это сущая правда, а правда, как и солнечный свет, скрывает ложь лучше всего.
— Вечно вы отвечаете Роландом на Оливье, — сказал граф Ричард. – Когда–нибудь это обыкновение погубит вас.
Фома насторожился: в тоне крестного появилась торжественность, которая обычно предшествовала завершению важного разговора, когда граф принимал решение и высказывал его в однозначной форме.
— Теперь слушайте, Мэлори, — серьезно сказал граф Уорвик, — стоило бы вам на некоторое время исчезнуть.
Фома уставился на него с такой детской горестью, что граф немного смягчился:
— Вы несколько раз выполняли мои поручения, не спрашивая, что да к чему, поэтому я кое–то вам объясню, хотя все это не вашего ума дело и лучше бы вам вообще ничего не знать! У герцога Хамфри имеются кое–какие собственные интересы, о которых семья Исаака сообщает нашему королю. Но коль скоро всей армии известно, что вы занимаете деньги у евреев и тайно встречаетесь с ними во время разграбления монастырей, — то лишних вопросов может и не возникнуть.
— Но они могут и возникнуть, — сказал Фома, — да?
— Я не хочу, чтобы у герцога Хамфри появилась возможность перекинуться с вами хотя бы словечком, — сказал граф Уорвик прямо. – Кроме того, крестник, видит Бог, я желаю вам добра, а вы многое совершили для того, чтобы слава о вас шла самая дурная.
— Как же я должен исчезнуть? – спросил Фома.
— Да поезжайте хотя бы в Уорвикшир и посидите там год–другой, пока все не уляжется, — сказал граф Уорвик. – В порту Кале сейчас стоит английский корабль, он возьмет вас – я уже договорился.
* * *
— Он идет, он идет! – закричала Аргантель. – Я же говорила тебе, что он придет!
— Он живой человек и вряд ли нас увидит, — сказал Алербах.
— Я капитан, а не ты, — возразила корриган, — и я все уже устроила в самом лучшем виде. Я отведу ему глаза так, чтобы он перепутал правое и левое, а ты смотри – не испорть мне все удовольствие.
— На что тебе сдался этот человек? – в сердцах спросил Алербах.
— Он, как и ты, похож на моего любовника, которого я разыскиваю много лет, — ответила корриган. – Но только сдается мне, он тоже не тот, кого я искала.
— А разве тебе не все равно, Аргантель, Аргантель, Аргантель? – спросил Алербах.
И на миг она снова забыла обо всех своих возлюбленных, кроме того, который стоял сейчас перед ней.
— Эй! – послышался снизу голос.
Корриган поскорее нахлобучила на себя мужской убор и вышла перед Фомой важная–важная.
— Ты искал корабль? – осведомилась она.
Фома моргнул: ему показалось, что перед ним стоит женщина с глазами разного размера и с ярко–красными волосами, похожими на потеки крови. Но затем подумал, что это, должно быть, от слишком яркого весеннего солнца: оно вырвалось из плена мессира Зимы и теперь от злости грызет чужие зрачки.
Поэтому он опустил веки, давая зрению успокоиться, и ответил уверенно:
— Я искал корабль, отплывающий в Англию. Граф Уорвик, капитан Кале, говорит, что договорился о том, чтобы вы взяли меня пассажиром.