Ожерелье княжны Гальшки

Но отец Антонио?! Духовный наставник, его не позовешь, ноги своей не покажет. До этого по несколько раз на день заходил. И всегда был желанным посетителем. Такие разговоры заводил, что даже в самые трудные минуты исчезала тяжесть с души, словно там, внутри, некто добрый огромный камень убирал, и он переставал сдавливать так, что человек не в силах был дольше терпеть. А главное, святой отец постоянно напоминал, что нужно стремиться, чтобы католическая вера не чужой на Волыни оставалась, а своей была, как теперь Православие, с которым усердно и целенаправленно необходимо бороться. И вот отцу Антонио как будто не до этого.

Думает-гадает Беата, в чем причина таких внезапных изменений в поведении отца Антонио и Марыси, и ни к чему определенному не приходит. Хотела поговорить об этом, но вовремя остановилась. Вряд ли откровенны с ней будут. Особенно Марыся, которая вступила в ту свою жизненную пору, когда можно подыскивать жениха. Восемнадцать лет исполнилось. Красивая, чертовка, ничего не скажешь.

Беата однажды даже поймала себя на мысли, что сравнивает Марысю с собой. И, что удивительно, это сравнение — во всяком случае, так княгине казалось — было не в ее пользу. Конечно, нет у горничной той изящности в движениях, которая есть у нее, Беаты. Отсутствует и внутренняя культура, которую должна иметь любая уважающая себя светская женщина. Но зато у нее есть то, чего недостаточно у Острожской.

Марыся — полевой цветок, который, выросши у обочины, не только не завял, но и пустил глубокие корни, а живительная влага дала ему силы. После этого он с каждым днем быстро становится все краше. Но если сначала еще боялся выделяться среди других, ему подобных, то, убедившись в своей неповторимости, неизменно старается доказать, что не только ровня им, но во многом и лучше.

Княгиня, видимо, так никогда и не нашла бы ответ на свои вопросы, если бы однажды не увидела, как влюбленными глазами отец Антонио смотрит на Марысю. Все свидетельствовало о том, что горничная ему нравится. В это Беата не поверила бы, отогнала бы навязчивую мысль — мало что может показаться, если бы не прочла немало книг, в которых католическое духовенство показывалось зачастую не таким, каким она хотела его видеть.

Когда такие книги впервые попали в ее руки, перевернув несколько страниц, княгиня закрывала их с отвращением, будто касалась чего-то гадкого, прятала подальше. Но постепенно появился обычный интерес и, преодолевая отвращение, прочитала одну, потом другую…

В то, о чем рассказывалось в книгах, верить не хотелось. И она не верила, хотя и находилась в восторге от приключений героев, среди которых было немало монахов. Понимала, что греховно это, но любопытство брало верх. Теперь нечто подобное начало разворачиваться у нее на глазах. Первой мыслью Беаты было поговорить с отцом Антонио и Марысей.

Она уже представляла, как начнет осуждать их. Больше, пожалуй, достанется отцу Антонио, как человеку, который не выдержал испытание отречением от мирской жизни. И не только нарушил обет умерщвления плоти, но и искусил чистую, неопытную душу. А после нужно поговорить с горничной.

Но вскоре поняла, что у нее нет доказательств. Нетрудно догадаться, как они отреагируют на обвинения с ее стороны. Скорее всего, рассмеются, а могут и надерзить. Этого в одинаковой степени можно ожидать от каждого. И еще не известно, кто проявит большую активность. Марыся может прямо заявить, что ей, Беате, просто завидно. Отец же Антонио, конечно, сделает изумленные глаза, начнет говорить о том, насколько греховно то, о чем думает княгиня. А если Острожская продолжит упорствовать, может забыть не только, что он духовный наставник, но и о приличии.

Запомнилось, как смотрел на нее при первой встрече. Даже удивилась, неужели так может глядеть на женщину святой отец. Но отогнала прочь свои мысли, подумав, что просто показалось. А получилось, что уже тогда заприметила его истинную сущность. Если же попытается урезонить, то может и саму ее обвинить в том, что она вместо воспитания дочери, наставления Гальшки на путь истинной веры, живет грешными мыслями.

Княгиня поднялась, отошла от камина, еще больше кутаясь в домашний халат. Остановилась, не зная, как быть. И вдруг словно почувствовала чей-то взгляд — обжигающий, пронизывающий насквозь. От него даже стало не по себе. Резко обернулась, и глаза ее встретились с глазами… Ильи. Покойный супруг не смотрел на нее укорительно или осуждающе. В его взгляде чувствовалось столько нежности, что она прислонилась к нему, протянула руки, чтобы обнять, но вдруг стремительно опустила их.

Побоялась не этого внезапного прикосновения, а что большой холст от тяжести ее тела не удержится…

Этот портрет Ильи они заказали еще до его болезни. И не здесь, в Остроге, а в Кракове. Когда были только невестой и женихом.

Как-то прогуливались вдвоем по залам Вавельского замка. На стенах висело немало гобеленов, картин. В том числе и портретов королей. Илья внимательно всматривался в их лица, словно старался каждого запомнить. Тогда она не удержалась, рассмеялась: