Ожерелье княжны Гальшки

— Что ты?! — княжна изумленно посмотрела на него. — Ты не знаешь мою маму!

Как ни тяжело ему было отпускать от себя княжну, но ничего не оставалось иного, как согласиться с ее просьбой. Ему также не хотелось лишних разговоров. А еще тешил себя надеждой, что скоро встретятся. Не верил, что мать Гальшки, узнав об их симпатиях, станет возражать.

Беата же, когда услышала от отца Антонио, что ее дочь не просто танцевала с Сангушко, но и прогуливалась с ним по парку, в негодовании закричала:

— Не может быть?!

— Может, княгиня, — отец Антонио потупил глаза.

— Вы что-то не договариваете, святой отец?

— Не все вам сказал, — отец Антонио произнес это таким голосом, будто был в чем-то виновен.

— Мне нужна правда!

— Для вас это вряд ли будет хорошей вестью…

— Все равно говорите!

— В таком случае буду откровенен, — он немного помолчал: — Они целовались, княгиня!

— О Боже! Не знаю, что с Гальшкой сделаю. А этого подлеца в тюрьме сгною!

— Они не только целовались…

— Говорите же, святой отец! — Беата истерично задергалась.

От этого отцу Антонио стало не по себе. Он даже попытался Беату успокоить:

— Возьмите себя в руки, княгиня.

— Умоляю, говорите правду! Всю правду. Поймите, я — мать! И должна все знать.

— Повторяю, не только ее целовал.

— Не может того быть!

— Может! Тот человек, который по моей просьбе наблюдал за ними, врать не станет, — отец Антонио внимательно наблюдал за Беатой, которая застыла на месте, и только плечи ее слегка вздрагивали. — Он положил ее на скамейку.

— Дальше…

— И начал ее целовать.

— Дальше…

— Вам мало этого?

— Кроме поцелуев, ничего не было?

Отцу Антонио стало жаль Острожскую, хотя перед тем, как идти к ней, думал сказать такое, после чего вряд ли Сангушко удалось бы спастись:

— Не было.

Княгиня прислонилась к стене, ноги ее подгибались, голова безвольно опустилась. Чувствовалось, что ей тяжело дышать.

— Прошу вас, успокойтесь, — уже не на шутку встревожился Чеккино.

Беата смотрела на него каким-то безразличным, отсутствующим взглядом. Создавалось впечатление, что она потеряла чувство реальности и не понимает, где находится.

— Успокойтесь…

Княгиня словно очнулась от короткого, но крепкого сна. Осмотрелась по сторонам. Положила голову на плечо отца Антонио и начала плакать. Он не спешил ее успокаивать. Понимал, что лучше, не мешать. А плач Беаты постепенно стихал.

Прошло еще несколько минут, и она пришла в себя. Снова стала властной и решительной:

— Что будем делать, святой отец?

— Сангушко не место в замке!

— Он — гость Острожского. И князь вряд ли меня послушает.

— Тогда возьмитесь за Гальшку.

— Об этом я и сама подумала. Только как лучше поступить?

— Вы, княгиня, мать. Все можете.

— Сначала с ней поговорю.

— Вряд ли это что-нибудь даст, — засомневался отец Антонио.

А назавтра поспешила поговорить с Гальшкой. Заверения дочки, что у нее ничего с Сангушко не было, княгиню не переубедили.

— Не было? Получается, что тебя оговорили?! — она перешла на крик.

Гальшка, однако, проявила выдержку.

— Оговорили, — спокойно ответила она.

— Ты хочешь сказать, что мне соврали? — Беата не собиралась успокаиваться.

— Клянусь, ничего не было!

Услышав от дочери клятву, княгиня несколько изменила тон разговора:

— Не было? Попробуй только! Вырастила на свою голову.

Обе замолчали. Вскоре из уст Беаты прозвучало суровое предупреждение:

— Навсегда выкинь из головы Сангушко. У меня давно есть женихи на примете, без него обойдемся.

— И что, даже не один? — откуда и смелость у Гальшки взялась. — Кого же это ты, маменька, мне подыскала?

Беата от такой дерзости сразу и не поняла, как реагировать. Хотела накричать, но совладала с собой. Внимательно посмотрела дочери в глаза и, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя и давалось это ей с трудом, промолвила:

— Неужели, думаешь, меня не интересует твоя дальнейшая судьба?

На это княжна ничего не сказала, а Беате ответ и не нужен был. Она, что за ней в последнее время наблюдалось, готова была начать долгий монолог, который сводился к тому, как она, мать, беспокоится о будущем дочери, а та вместо благодарности за подобное беспокойство своим поведением только портит ей настроение.

Обычно Гальшка спокойно выслушивала эти нудные нотации, а сама в мыслях была далеко от того, о чем говорит мать, и припоминала что-нибудь приятное. Но теперь оборвала ее на полуслове:

— Хватит!

Сказано это было с такой решительностью и категоричностью, что Беата не узнала дочь. Тихая, спокойная, она напоминала вулкан, неожиданно пробудившийся от долгой спячки и готовый к извержению лавы.

— Хватит! — повторила Гальшка.

— Хватит?! — Беата поняла, что дочь полностью выходит из послушания. — И это ты так разговариваешь со своей матерью?! Запомни раз и навсегда: никаких танцев, никаких увеселений!

— Иначе закроешь меня в комнате?! — княжна не собиралась отступать.

— Закрою!

Свое намерение Беата осуществила. Княжна несколько дней находилась под домашним арестом. Никого к ней не пускали, кроме слуги, который приносил еду.