— Я буду твоим поклонником, — он наклонился над Марысей. — И никому тебя не отдам.
Она попыталась отодвинуться, но спинка кресла мешала, и широко раскрытыми глазами — то ли испуганными, то ли полными страсти — посмотрела на Гурко.
Он выдержал этот взгляд, а глаза Марыси после этого закрылись. Губы же, наоборот, раскрылись в предчувствии поцелуя. Лукаш, едва уже не лежа на горничной, начал целовать ее. Она не противилась, не отталкивала его. В последний момент, поняв, вряд ли что-то способно разъединить их, задыхаясь от страсти, прошептала:
— Дверь…
Гурко все сразу поднял, подхватился с кресла, подбежав к двери, повернул ключ. Этого мгновения хватило, чтобы Марыся опомнилась, попыталась встать с кресла. Но Лукаш не дал ей возможности полностью прийти в себя. Подбежав к креслу, подхватил ее на руки и понес к дивану. Она хотела вырваться, но он крепко держал ее. Поняв, что это не возможно, внезапно обмякла, обняла его за шею. Оба упали на диван. Лукаш быстро, словно зверь, набросившийся на желанную добычу, начал срывать с нее одежду.
— Я сама…
Тогда он спешно стал раздеваться, увидев, что Марыся почти уже обнажена, навалился на нее всей тяжестью своего тела.
— И не подумала бы, что ты такой тяжелый…
Больше не успела проронить ни слова, потому что страсть овладела ею, и она, вздохнув, начала горячо, словно боясь, что он уйдет, целовать Лукаша, не давая отчета своим словам, шептала:
— Желанный…
Одевались быстро, будто застигнутые за чем-то недозволенным, боясь, что кто-либо узнает. Правда, больше спешил Лукаш. Марыся засмеялась с обычной непринужденностью:
— Куда спешишь, граф?
— Слишком веселая, — разозлился он.
Марыся ничего не ответила, поняла, что нужно поторопиться, а поэтому последовала его примеру. Когда же опять сели за стол, заметила:
— Я не для этого приходила.
От подобной прямоты графу стало не по себе. Хотел произнести что-либо резкое, но не успел. Марыся, сообразив, что сказанное ему не понравилось, виновато улыбнулась, уточнив:
— Не только для этого.
— А я уже подумал… — Гурко замолчал, раздумывая, быть ли до конца откровенным, — будто безразличен тебе.
— Эх, пан Лукаш! А если Гальшка узнает?
— Надеюсь, не похвастаешься? — не на шутку встревожился Гурко.
— За кого меня принимаешь? — она отвернулась, сделав вид, что обиделась.
— Пошутил, — поспешил ее успокоить Лукаш.
— Ради того, чтобы у тебя все хорошо сложилось с Гальшкой, я и пришла, — призналась она.
— Не может быть? — не поверил Гурко, хотя заметил, что Марыся говорит искренне.
— Смотри, — она достала украшение.
— Ожерелье?
— Оно самое, но не простое…
— А ценное, — пошутил Гурко, имея в виду материал, из которого оно сделано.
— Не шути, граф, для тебя оно бесценно. Ни с чем нельзя сравнить.
— Не понял?
— Послушай.
И Марыся рассказала все, что подслушала во время разговора Беаты с дочерью.
— Значит, — догадался Лукаш, — я могу заявиться в замок, и в отсутствие Беаты сказать Гальшке, что княгиня не возражает против нашей свадьбы.
— А чтобы княжна не сомневалась в решении матери, — продолжила Марыся, — показать ожерелье.
— Гальшка согласится? — все же переспросил Гурко, чтобы быть окончательно уверенным, что все пойдет по плану.
— Согласится, — заверила горничная. — Хотя у них с матерью мало взаимопонимания, но вряд ли осмелиться перечить. Да и, — добавила она, — устала Гальшка от всего.
— Лишь бы согласилась.
— Главное — решительность, — посоветовала Марыся.
— Что бы я без тебя делал? — произнес Гурко и подумал, что ему повезло повстречать горничную.
Попытался снова обнять.
— А если Гальшка узнает?
— Не узнает! — он посмотрел на горничную, ловя себя на мысли, что, когда женится на Гальшке (а в этом он уже нисколько не сомневался) и будет жить в виленском замке, то постарается сделать все, чтобы Марыся всегда находилась рядом.
Сначала Гальшка радовалась отсутствию матери, которая задержалась в Кракове. Поправившись, она могла проводить время как заблагорассудится. Когда появлялось желание, занималась рукоделием, зачастую сидела с раскрытой книгой. Хотя в замке и не было такой большой библиотеки, как в Остроге, но при желании легко можно было найти то, к чему больше лежит душа. Гальшке особенно нравились книги, в которых рассказывалось о далеких землях или о любовных похождениях героев.
Правда, книги о любви она не могла читать без слез. Сразу же вспоминала князя Сангушко, то недолгое счастье, которое подарила ей судьба. Отложив книгу в сторону, долго сидела в слезах, безразличная ко всему.
Никто не интересовал Гальшку в этот момент, ничто ей не нравилось. Когда брала в руки другую книгу, сердце княжны наполнялось радостью. Хотелось быстрой птицей нестись туда, где неизведанные земли, другие люди… И где, как казалось, каждый может быть счастливым.
Себя же Гальшка считала несчастливой. После похищения наступила черная полоса неудач, ее жизнь оказалась перечеркнутой. И будто заранее было предсказано, что впереди уже не будет ничего хорошего.