Ожерелье княжны Гальшки

Во время венчания княжна вела себя так, словно кто-то другой, а не она, идет под венец. Опустив голову, не слушала ксендза, думала о своем. Мысли были нерадостными. Понимала, что поступила опрометчиво, сразу же согласившись. Лучше было бы дождаться возращения матери. Но ничего уже нельзя было изменить. Так и простояла до конца венчания в глубоком раздумье, не замечая присутствия Гурко.

Ему же было не до того, чтобы пытаться узнать, что на душе у невесты. Главное свершилось. Если о чем и думал, так не столько о ней, как о богатствах, которые после венчания станут его. Это приносило такую большую радость, что, если бы появилась возможность, запел бы.

Свадьбу организовал с размахом. Его мало интересовало, что Гальшка не слишком веселая. Придерживался принципа: стерпится — слюбится. А не слюбится, переживать из-за этого не нужно. Можно и без любви получать радость от семейной жизни.

Однако трудности во взаимоотношениях с княжной возникли в день свадьбы, когда подгулявшие гости начали расходиться в отведенные им комнаты, а некоторые вовсе засыпали за столом. Сопровождая ее в спальню, хотел сразу войти сам, но она остановила:

— Обожди.

Это огорчило, однако настаивать не стал, тем более супруга успокоила:

— Придешь позже… Очень устала.

— Ладно, — согласился Лукаш.

Выждав, как ему показалось, нужное время, направился к спальне жены. Взялся за ручку двери, но она не открывалась. Решил, что, возможно, появились какие-то неполадки в замке, поэтому еще раз дернул ручку. Она проворачивалась свободно. Значит, дверь заперта изнутри.

Чтобы не поднимать лишнего шума, осторожно постучал. Тишина. Постучал еще раз, для верности приложил ухо к двери. Создавалось впечатление, что в спальне никого нет, но Лукаш точно знал, что жена там.

— Гальшка, — прошептал он, — открой.

Тишина.

— Это я…

Тишина.

Дернул сильнее, потом опять постучал.

— Открывай, — закричал он.

— Не открою, — наконец послышалось за дверью.

— Ах, так! — взорвался Гурко. — Я выбью дверь!

— Я тебе не жена!

Гурко взревел, немного отбежав от двери, с размаху ударил по ней. Дверь зашаталась, но устояла. Лукаш повторил. На этот раз дверь распахнулась. Он влетел в спальню. Испуганная Гальшка забилась в угол.

— Не жена мне?! — Лукаш ударил ее по лицу.

— Не жена! — в порыве выкрикнула девушка.

— Получай! — граф ударил кулаком ее в живот.

Гальшка повалилась на пол.

— Поднимайся! — закричал.

Она с трудом поднялась, ни слова не говоря, посмотрела с ненавистью.

— А теперь в постель! — скомандовал Лукаш.

— Нет!

— Кому сказано!

— Да не муж вы мне! Не муж…

Гурко, не обращая внимания, что дверь приоткрыта, еще раз ударив жену, подхватил ее на руки.

— Нет! Нет! — продолжала сопротивляться Гальшка.

— Замолкни, стерва! — Лукаш одной рукой затиснул ей рот, а другой начал срывать одежду.

Гальшка успела укусить его за руку. Озлобленный, он нанес ей несколько ударов, после которых княжна утратила сознание, набросившись, хрипя то ли от страсти, то ли от злобы на ту, что даже после венчания отказывается считать его законным мужем.

Глава 26

…Если бы кто-то не был знаком с событиями, которые предшествовали этому, мог бы подумать, что граф сошел с ума: Гурко, собрав войско и вооружив его, насколько позволяли собственные средства, приобретя даже артиллерию, начал штурм мужского монастыря доминиканцев, расположенного во Львове.

Дело в том, что для всех причина подобной агрессивности Лукаша не являлась секретом. Более того, находилось немало тех, что полностью оправдывал действия графа, а некоторые даже заявляли, что подобным образом на его месте поступил бы любой мужчина.

Гурко было не до разговоров. Штурм обители продолжался уже несколько дней, а положительных результатов не наблюдалось. Монастырь превратился в непобедимую крепость. Уйти ни с чем Лукаш не мог не из-за одного собственного себялюбия. Отступить — значит, стать посмешищем, особенно, если принять во внимание, что молва о его действиях разнеслась по всему Великому Княжеству Литовскому и Королевству Польскому.

За стенами монастыря пряталась его законная жена. Гурко было обидно не только потому, что Гальшка сбежала от него, а из-за того, что она не нашла ничего лучшего, как попросить убежище в мужской святой обители. Нашлись желающие язвить в связи с этим: как мужчина, граф — ничто, поэтому жене все равно, с кем находиться, с ним или с монахами, давшими обет умертвления плоти.

Штурму же монастыря предшествовали события двух последних лет, а начало им было положено в первую брачную ночь, когда Лукаш, получив от Гальшки отказ исполнить брачные обязанности, изнасиловал ее. После этого, не обращая внимания на то, что молодая жена лежала без сознания, не остался в спальне, а кутил до утра. Не соизволил поинтересоваться самочувствием Гальшки и утром, а когда она не появилась за свадебным столом, где гулянье начало набирать новые обороты, отсутствие ее объяснил тем, что она устала и плохо себя чувствует.