Ожидание

Его мать уже, должно быть, на вокзале. Полчаса назад она сидела на кухне у окна, за которым виднелся кусок кипучей синевы Анимийского моря. Маленькими неспешными глотками пила из фаянсовой кружки зеленый чай. Затем бегло взглянула на круглые часы над столом и чуть слышно сказала самой себе: «Пора на вокзал. Скоро он приедет».

И вот приехавший сын уже ищет ее глазами в толпе встречающих. У него очень открытое, солнечное выражение лица. В нем есть что-то совсем детское, какое-то нежное, воздушное предчувствие праздника, каникул, летнего парка, розового облака сахарной ваты…

И тут Саша понимает, что это Лева. Мальчик, случайно родившийся из ее тела. Ничей ребенок, по нелепой природной ошибке оказавшийся ее сыном. Он вырос, закончил школу, поступил в институт. Уже три года он живет в далеком многолюдном городе, в студенческом общежитии, но к матери приезжает регулярно.

Несмотря на расстояние, Саша отчетливо видит его черты. Свои собственные черты, воспроизведенные на лице двадцатилетнего юноши. Саша словно смотрит в живое, плывущее на нее зеркало. Левино лицо приближается долго-долго, каждый его шаг как будто тянется в бесконечном промедлении. Он вроде бы уже близко, но кажется, что расстояние почти не уменьшается. Его плавное скольжение по платформе длится и длится – целую мерцающую вечность.

Наконец он почти поравнялся с Сашей. Однако его мягкий солнечный взгляд практически ее не задевает – лишь слегка, мимолетно касается, словно случайно – и плывет куда-то дальше, за ее спину, даже не попытавшись зацепиться.

Саша оборачивается и видит себя. Состарившуюся себя в бежевом брючном костюме. Видит свой немного поплывший овал лица, сетку морщин возле нависших век, углубленные носогубные складки. Тело все такое же стройное, но слегка подернулось рябью. Состарившаяся Саша стоит под навесом, привалившись плечом к светло-серой колонне. Увидев Леву, она резко выпрямляется, раскидывает руки для объятий. Ее глаза, наполненные радостью от встречи с сыном, кажутся прозрачными и влажными – будто тающий лед.

Лева подходит к матери, и состарившаяся Саша обнимает его, что-то весело говорит. В ответ он улыбается, качает головой, начинает долгий оживленный рассказ. Фразы звучат невнятно, размываются вокзальным шумом. Бурно текущим потоком чужих голосов. Мать перебивает Леву и смеется – легким, переливчатым серебристым смехом. Совсем не Сашиным. В этой женщине, кроме внешности, вообще нет ничего Сашиного. От нее исходят лучи незнакомой радостной легкости. Совершенно чужого, не отяжеленного следами внезапных потрясений сердечного покоя.

Саша остолбенело смотрит на их теплую встречу. На кусочек пространства, пульсирующий легкой зыбью удвоения реальности; перетекающий куда-то в параллельную, такнесложившуюся жизнь. Продолжая обсуждать что-то очень забавное, Лева и его мать отворачиваются, неспешно идут в сторону здания вокзала. Их силуэты постепенно растворяются в толпе прибывших и встречающих. Уменьшаются в размере, теряют ровные очертания. Саша делает шаг вперед, вытягивает шею, пытаясь выловить их взглядом из пестрого шумного потока. Словно шипучую таблетку из стакана – уже наполовину растворившуюся, обглоданную водой.

Но их больше нет. Они окончательно исчезли, ушли вместе в летнюю Анимию, напоенную полуденным солнцем. Или, возможно, в ноябрьский влажно-промозглый Тушинск, пронизывающий острым ознобом. Или в какой-то другой – неведомый Саше – город. Туда, где в такнесложившейся жизни протекают их общие дни, скрепленные взаимной радостью встречи.

Несколько минут Саша неподвижно стояла на пустеющей платформе. Под прикрытыми веками по-прежнему пульсировало взрослое Левино лицо. Оно непрерывно приближалось, но при этом оставалось на отдалении. На вечном, непреодолимом расстоянии. Голова раскалывалась от острой многогранной боли. Казалось, сам воздух вокруг был утыкан иголками. Громкоговорящий анимийский робот предупреждал о скором отправлении какого-то поезда. Или, возможно, наоборот: о его скором прибытии. Автоматический голос мутнел и таял в ушах, как будто размывался горячей кровянистой водой.

Наконец Саша со вздохом открыла глаза, потерла болящие виски и быстрым шагом отправилось прочь. Подальше от платформ, вокзала, фонтанного райского павлина. Хотелось просто куда-то безостановочно идти – сквозь банную духоту улиц, сырую тенистую зелень скверов. Мимо сверкающего равнодушного моря. Мимо темных мыслей о собственной жизни – остановившейся и никак не могущей сдвинуться с места. Мимо собственной остановившейся жизни.