Ожидание

На площади перед вокзалом Саша постояла совсем чуть-чуть. Всего лишь около минуты растерянно смотрела на высокие пенные струи павлиньего хвоста, на белоснежный мрамор павлиньего тела. Вглядываясь в сверкающие брызги, напряженно щурилась – словно сквозь легкий внутренний туман. Медленно, как будто осторожно провела рукой по краю фонтанной чаши, чувствуя в себе всю ту же растерянную промозглую пустоту. Затем прошла по широким пыльным ступеням – наверх, к автоматическим дверям – и скрылась в моментально распахнувшемся нутре охристо-терракотового здания.

Вероники Елецкой на этот раз не оказалось. Мимо сновали незнакомые, никак не связанные с Сашей люди. Ни о чем не напоминающие. Плотная кипучая вокзальная жизнь гремела, переливалась на все лады, словно джазовый оркестр, сохраняя при этом какую-то неуловимую линию ритма. Вокруг все галдело, стрекотало, излучало будоражащее волнение. Все было шумным и празднично сияющим. Торжественно сияли циферблаты, стеклянная куполообразная крыша наливалась яркой, но не давящей, прохладной голубизной; табло прибытий и отправлений перекатывались сине-бирюзовыми волнами. И внутренняя Сашина пустота немного отступила. Мир как будто начал восстанавливаться, собираться, точно пазл, наполняясь вокзальными образами и звуками.

Пройдя здание насквозь, Саша вышла к платформам. Снова нырнула под жаркую слепящую тяжесть. В это же время ко второму пути подполз уже знакомый бело-голубой поезд из Антебурга. Замер, устало выдохнул и с небольшим промедлением, словно нехотя, раскрыл двери, выпуская наружу нетерпеливых пассажиров. И Саша, сама того не замечая, будто вернулась в далекую пору своего детства. Погрузилась всеми чувствами в ранние школьные годы, в застывшее глубоко внутри сладостно-трепетное волнение тушинского вокзала.

Вот эта девушка из первого вагона, думала Саша, учится на дизайнера в Антебургском университете. Она приехала на каникулы к вырастившей ее бабушке. К своей милой бабуле – маленькой, пухлой, рыжеволосой, вечно суетливой, словно белка. К единственному в этом мире родному человеку. На девушке невесомое темно-алое платье, скользящее по коже при каждом движении, прохладно стекающее, будто гранатовый сок. У нее тонкие запястья и щиколотки, легкий загар, уверенный ровный шаг. На лице – неторопливая расслабленная мечтательность. Но в душе ей, конечно, уже не терпится рассказать бабуле во всех подробностях о сданных экзаменах, о студенческой антебургской жизни, а главное, о своем новом избраннике. (На этот раз ее выбор пал на веселого обаятельно-простодушного ровесника, не как тогда, нет: бабуля была права, не стоит связываться со взрослыми женатыми мужчинами.) Она с детства делилась с бабушкой всеми переживаниями, горькими сомнениями и – разумеется – драгоценно-хрупкими сокровенными радостями.

Она еще не знает, что этим утром тоненькая трещина на оболочке бабушкиного сознания разошлась, впустив внутрь мутные густые сумерки. Что через час ее единственный родной человек будет растерянно смотреть на нее, не понимая, почему в гостиной стоит юная незнакомка в темно-алом платье. И на каждую ее фразу бабушка будет беспомощно и скорбно качать пушистой головой с остатками рыжих волос. Маленький хлипкий одуванчик на беспощадном ветру человеческого времени.

А вот из четвертого вагона выходит осанистая высокая женщина с девочкой лет восьми. Вышагивает по платформе, с грохотом волоча за собой огромный обшарпанный чемодан. Отвислые, слегка ассиметричные груди под белой блузкой колышутся не в такт шагам. Женщина кажется властной, непреклонной, но немного нервной. На шее у нее бьется жилка, тонкие губы сжаты в ярко-красную жесткую черту. Девочка, напротив, производит впечатление запуганного зверька. Зябкая, бледная, костлявенькая, она боязливо втягивает голову в плечи. Ее тельце словно наполнено стылой, чуть подмороженной кровью и не прогревается даже щедрым анимийским солнцем. Коротенькие песочного цвета косички растрепались и как-то жалостливо, беспомощно торчат в разные стороны.

Сегодня они переезжают к новому «папе». К новому возлюбленному высокой осанистой женщины. Он не встречает их на вокзале: у него какие-то другие – «важные», «первоочередные» – дела. Девочка видела его всего пару раз, и он ей не понравился. Не понравились его мутный маслянистый взгляд, низкий массивный лоб, на котором вздувалась вена и выступали капли пота. И теперь ей почему-то немного страшно, сердце сковывает безотчетная глубинная тревога. Девочка семенит за матерью, пытается прижаться лицом к подолу ее пестрой юбки, укрыться в знакомой шелестящей ткани, в знакомом запахе терпких, аптечно-горьковатых духов. На девочке нежное фисташковое платьице с темными узкими овалами, похожими на следы от порезов.

Но есть и бестревожные, беспечальные истории. Вон тот молодой человек из последнего вагона приехал навестить мать. Он идет вдоль поезда плавным, как будто чуть скользящим шагом. На нем тонкий темно-вишневый джемпер с V-образным вырезом и бежевые брюки. Волосы гладко зачесаны набок. В руке – спортивная серая сумка.