Ожидание

Его лицо, размытое мягкими сумерками, казалось Саше не то чтобы знакомым, но точно уже виденным – хоть, возможно, и мельком. Чуть ссутуленный, тонкий – словно неплотный, сквозистый – образ о чем-то тревожно напоминал. Откликался в каком-то крошечном, ускользающем фрагменте памяти.

Но Саша решила не пытаться вспомнить, о чем именно говорит ей этот облик. Не следовать в глубь бессмысленного подспудного беспокойства. Положив на край прожженного стола свой скромный ужин, она впитывала в себя музыку. Льющиеся ноты то обрушивались на нее мощным потоком, точно прорвавшие дамбу воды; то вдруг расцветали бархатисто-нежной грустью, в которую хотелось завернуться, как в тонкую, невесомую вуаль. Саша сидела неподвижно, лишь время от времени отрывала взгляд от скрипача и машинально скользила глазами по скучающим лицам случайных людей вокруг; по недоеденной слойке, из сердцевины которой крошечным распустившимся бутоном вытекло повидло. Казалось – стоит сделать одно неосторожное движение, и чудесные, драгоценные звуки рассыплются мелкими осколками.

Скрипач закончил играть, когда сумерки уже сгустились и на столиках соседней ресторанной террасы загорелись свечки, заплавали живыми огоньками в бирюзовых стаканах. По площади потекли сочные запахи горячего теста, пряных трав, оливкового масла с чесноком. Постепенно начало сплетаться невидимое кружево из разноцветных нитей веселых, непринужденно-хмельных разговоров. Последняя нота повисла протяжным полувопросом и растаяла в безветренном вязком воздухе. Никто не зааплодировал и, кажется, даже не поднял глаз на затихшего музыканта, который тут же убрал инструмент в чехол и отправился прочь от глухой публики.

Проходя мимо Саши, он замедлил шаг. Окинул ее пристальным, почему-то очень скорбным взглядом. На его смуглом виске трепетно билась голубая жилка – как бы беззвучно продолжая остановившуюся в площадном воздухе музыку.

И тут Сашу будто лизнуло изнутри свистящим ледяным ветром: она увидела, что вместо правой руки у скрипача протез.

Перед глазами сразу же возникло худощавое невыразительное лицо Вики, вдруг показавшееся жутковатым; во внутренней тишине раздались тихие всплески ее робкого полупрозрачного голоса. Зимний вечер, квартира Виталика, странная, нелепая, неуместная книга.

Скрипач тем временем отвернулся и продолжил свой путь – в сторону отходящей от площади узкой улочки, темного проема между зданиями, из которого тянуло пронизывающим нездешним сквозняком. Туда, где все расплывалось в колеблющейся мгле, превращалось в мираж.

Саша медленно откинулась на хлипкую спинку пластикового стула. Нервно провела ладонью по виску, по еще чуть влажному соленому пучку волос. Надкушенный сэндвич грустно сох на краю столика. Есть больше не хотелось. Мысли – тоже как будто до сих пор пропитанные теплой соленой влагой – хаотично трепыхались. Всасывались куда-то в полутьму сознания, вырывались на секунду к ясности и вновь пропадали среди тумана. Полоскались в голове, словно вывешенное белье на морском бризе.

Тяжело зазвонили далекие церковные колокола. Густой басовитый гул поплыл сквозь сумерки, терзая сердце каким-то смутным тревожным вопросом. Казалось, что это вопрошающий гул души Анимии. А маленькая площадь вокруг по-прежнему невозмутимо журчала веселыми приглушенными разговорами, поблескивала плавающими свечками, угощала плотным жаром кухонных ароматов.

Почему-то Саше подумалось, что это случайное пересечение с одноруким скрипачом – зловещий знак. Либо предупреждение, своеобразный сигнал о том, что еще не поздно что-то исправить. Что нужно успеть сделать нечто важное. Возможно, самое важное в жизни. Но что именно – Саша не понимала.

13. VIP-турист

На тот момент самым важным для нее было найти работу. Пусть даже временную, не обязательно сразу работу мечты. Главное, хотя бы как-то закрепиться, хотя бы неглубоко врасти в благодатную почву Анимии – вжиться тонкими полупрозрачными нитями.

На следующее утро Саша проснулась рано. Позавтракала в сумрачном зале, где над белеными стенами тянулись темные потолочные балки – тяжелые, необработанные, дышащие слепой и грубой мощью. На нелепо длинном столе стояли два маленьких подноса с чашками, высокий кофейник с надколотым носиком, вазочка с порционными упаковками джема и одна-единственная плетеная корзинка с не хрустящими, явно размороженными булками. Завтрак длился недолго. Сидеть в этой сумрачной гулкой пустоте и жевать резиновый хлеб, запивая остывшим кофе, Саше не хотелось.