Озимый цвет

Видит Пламенный, я каждый день молюсь, чтобы ты познала хоть немного той любви, что до сих пор есть между мной и Леандром. Надеюсь, Вемур Нерстед не только добр к тебе и милосерден, но и хороший собеседник. Я знаю, как важен для тебя чужой ум, ты не потерпишь рядом недалекого или невежественного человека.

Мы с папой от всего сердца желаем тебе, чтобы знаменитые северные холода оставались в стороне от тебя, а пламя всегда согревало. Мы любим тебя и всегда будем гордиться тобой.

Ари, ты велела писать нам о новостях. В Арманьеле все по-прежнему. Император, слава Пламенному, еще жив, но его здоровье крайне шатко. Дома спокойно, только Хейн захворала. На днях ездила на побережье, и вот ее лихорадит. Папа купил новую кобылу. Тебе бы понравилась – смоляная, чистой сагасской крови. Мерис передавал тебе горячий привет и велел быть осторожной, потому как «тьма не дремлет».

А как ты, доченька? Ты практически ничего не пишешь о жизни в замке. Мы беспокоимся. Держись, что бы ни случилось. Даст Пламенный, в Арманьеле все наладится, и ты сможешь приехать домой. Любящие тебя мама и папа».

Я вытерла навернувшиеся слезы. Как бы хотелось увидеть родных, хотя бы на один день вернуться в прошлое! Но их поддержка согревала даже через расстояние. Пусть сейчас все непросто, но, когда обстановка в Арманьеле станет спокойнее, я вернусь домой. Плевать на замужество и Нерстеда! Дома меня обязательно примут. Эта надежда вселила в меня уверенность в собственных силах. Я готова бороться, что бы ни затевалось вокруг. Что же, теперь я знаю, что Хейн дома. Сестренка больше никому не причинит зла. А вот напутствие от хранителя насторожило. Мерис, в отличие от родителей, вполне мог догадаться о ритуале. Жаль только, его сил никогда не хватит исправить то, что мы натворили.

Я вздохнула и погладила пальцем строчки. Родители прислали подарки – в основном платья и южные сладости, но они не значили так много, как теплые слова.

– Скучаете по дому, миледи? – беззаботно спросила камеристка.

– Как можно не скучать? – ответила я. – Не знаю, как некоторые люди сознательно живут в разлуке с родными.

– Я тоже не понимаю, – кивнула она. – У меня, слава Треокому, вся родня в замке. Хотя на то могут быть свои причины. Вон князь Ристрих тот же.

– Он же не может сейчас вернуться домой? – вскинула я бровь.

– Сейчас да, но он и до этого у нас часто бывал, особенно лет семь назад, когда несчастье дома у него случилось.

– Какое? – удивилась я.

– Дык пожар… Старый князь заживо, говорят, сгорел. Ино Ристриху, видно, нехорошо дома было, хоть и с остальной семьей… Вроде они на него зла не держали. Мне свояк сказывал. Он вместе с Ристрихом как-то к нам приехал, да так и остался – женился на сестре.

– А почему семья могла злиться на князя?

– Слухи ходили, что это Ристрих свечу в библиотеке забыл. Кто-то сказал, что на место отца метил, и понеслось. Кто ж аристократов этих разберет… Ох… Сболтнула я лишнего, простите, миледи. Давайте я лучше волосы вам уберу.

Я ничего не сказала и позволила ей заняться прической. А князь-то темная лошадка… Однако мне слабо верится, что он мог убить родного отца.

Видимо, желая загладить вину, Эрин особенно постаралась, укладывая локоны. Она заплела волосы, убрав большую часть из них наверх и оставив несколько плотных кудрей свободно ниспадать. Нечастое северное солнце заставило их заблестеть, отливая пламенно-красным.

То ли из-за стараний служанки, то ли из-за весточки от родных мои глаза как-то по-особенному засверкали. В праздник даже унылый замок не нагонял, как обычно, тоску: серые стены не казались привычно мрачными, коридоры – темными, а слуги – озлобленными.

Я появилась в обеденном зале в ализариновом платье, украшенном камнями, как тающими снежинками. Длинный подол волнами расходился от ног, впрочем, не мешая и не стесняя движения. Открытые плечи холодил сквозняк, от которого в замке нигде не спрятаться. Туго утянутый корсет делал фигуру совсем тоненькой и хрупкой. Со слов Эрин, я походила на маковый цвет, и красная юбка, опускающаяся вниз подобно нежным лепесткам, лишь подчеркивала сходство.

Мужчины оторвались от блюд и проводили меня взглядами. Как ни удивительно, но «любимый» муж тоже присутствовал. Не моргая, он уставился на меня, едва не выронив вилку из рук. Ино тоже не сумел скрыть восхищения в глазах. Его внимание необыкновенно польстило, но я не поддалась на провокацию: не стала смущаться, заливаясь румянцем. Даже Финн очарованно взглянул на меня – так любуются хорошей картиной, не желая прикоснуться к ней.

Они все смешно подскочили, одновременно пожелав усадить меня за стол, и кинули друг на друга одинаково гневные взгляды.