Озомена

Возле общежития царит всеобщее возбуждение. Кто-то распахнул двойные двери комнаты привратника, да так и не затворил их. Девочки инстинктивно собираются в толпу, словно готовясь совершить молитву. Они стоят потерянные, и тут префект Чикодири начинает ритмично хлопать в ладоши, отдельные ученицы затягивают свой любимый гимн, потом остальные хором подхватывают его. В общее песнопение вливаются альты и басы мальчиков, стоящих неподалеку. Мелодическая волна подхватывает Озомену, сокрушая барьеры между верованиями и половыми различиями, ибо все объединены общей трагедией. Ученики возносят руки к небу, лопоча на своем особом языке, некоторые даже падают на колени. К ним присоединяется Чинонсо: сжимая в кулачке четки, она бормочет слова молитвы, ритмично раскачиваясь.

Каждый молится о своем, каждому дано право высказать то, что накопилось на сердце. Они молятся о спокойной жизни, прося защиты. Префект Чикодири начинает распевать молитву об упокоении, и католические ученики подхватывают припев.

Потом заговорила префект Джоу:

– Во имя Всесвятого Иисуса, пусть злые люди, забравшие у Этаоко сокровенную часть ее тела, забравшие ее грудь ради сотворения своего грязного джуджу, – пусть они сгорят в аду!

– Аминь!

– Пусть их злые планы будут сокрушены!

– Аминь!

– Им уготован один путь, а после этого да будут они рассеяны тысячами разных способов!

– Аминь!

– И уж коль они пришли с мечом, то от меча и погибнут!

– Пусть они захлебнутся собственной кровью!

– АМИНЬ!

– О, пресвятой Иегова Эль-Шаддай[164], ты ведаешь все на свете. Сохрани нашу страну Нигерию! Сохрани и нас, грешных!

Если до этого молитва была преисполнена грустной созерцательности, то префект Джоу своими словами ввела девочек в состояние полного исступления.

Озомена глядит, как Угочи осела на землю, уронив голову на колени. Плечи ее сотрясаются от рыданий. Одноклассницы подходят к ней и гладят по спине, пытаясь успокоить. При мысли, каково сейчас близким Этаоко, у Озомены разрывается сердце. Ритуальное убийство – нет ничего ужасней. Такая участь могла бы пасть и на Озомену, если б рядом тогда не оказался леопард. Озомена радуется, что осталась жива, но от этого чувство вины только еще сильнее. Девочка поднимает глаза к небу.

– Я так и не нашла Обиагели, – шепчет Нкили.

– А сколько сейчас времени? – спрашивает Озомена.

Нкили глядит на часы:

– Половина восьмого.

Озомена говорит, не отрывая глаза от небес:

– Ты заметила, что солнце не встает? Словно кто-то поставил его на «паузу».

Нкили плотнее запахивает халат, ежась на ветру.

– Может, стоит сказать взрослым, что Обиагели пропала?

Озомена глядит на небо, что замерло между тьмой и рассветом.

– Я ее отыщу, – говорит она. – Я знаю, где искать.

Песчаные бури, подобные сегодняшней, Озомена видела разве что в кино. Деревянные ставни общежития крепко заперты. Зайдя в комнату, чтобы снять пижаму и переодеться, Озомена обнаруживает на своей кровати слой песка. Что же такое происходит? – гадает она. От страха кровь застывает в жилах.

Переодевшись, Озомена выходит на улицу. Возле комнаты привратника ее догоняет Нкили:

– Я тоже с тобой. Не знаю, может, конец света наступил, не хочу оставаться одна.

Они идут вдвоем, сгибаясь под вездесущим ветром. Со стороны ворот слышатся голоса, и Озомена видит, что там уже собралась толпа деревенских мужчин, одетых в традиционные рубахи, шорты и приплюснутые шапочки: все эти люди стоят и размахивают палками и мачете. Ряды охранников в форме хаки явно поредели – наверное, половина из них убежала. Те, что остались, кричат, требуя, чтобы деревенские не смели подходить ближе. Несколько местных мальчишек уже перебираются через забор. Озомена чувствует, как намокли ее ладони и как вдруг похолодало.

– Эй, вы! – кричит на ходу девочкам мистер Ибе. Он бежит в сторону ворот в сопровождении старшеклассника Эмеки и еще нескольких мальчиков, включая Амбобо. – Немедленно возвращайтесь в общежитие!

– Но, сэр… – пытается возразить Озомена, однако мистер Ибе уже кидается в прорвавшуюся через ворота толпу и начинает работать кулаками. Нкили берет Озомену за руку, крепко сжимая. Озомена чувствует, как по коже бегут мурашки.

Зажмурив глаза, Озомена интуитивно идет туда, откуда раздавался рык леопарда. Под веки уже набился песок, по щекам текут слезы. Девочки проходят вдоль крыла А, мимо дверей столовой и пристройки, в которой находится кухня. У бака с водой отлетела крышка, и стенки его гремят под напором ураганного ветра. Девочки сворачивают в сторону туалетов, и тут Нкили дергает ее за рукав.

– Куда мы идем? – кричит она сквозь оглушающий вой и грохот. Озомена оборачивается к ней, чтобы указать направление, и тут видит, что часть деревенских юношей уже добрались до продуктовой лавки. Комнату привратника так и не заперли, а это значит, что все девочки в опасности.

Ветер дует с такой силой, словно осуществляя свою личную вендетту.

– Пойдем скорей, – говорит Нкили и тянет ее за руку.