Озомена

Надо же, она в упор меня не видела, когда я приветствовала ее у дверей, надев свои новые обтягивающие брюки. Ни она, ни ее дочь даже не глянули в мою сторону.

– Нет, не со мной.

Женщина начинает бегать по первому этажу, заглядывая во все комнаты, и мама вместе с ней.

– Может, она ушла домой? – предполагает дяденька-профессор, отец Огенны. Он пьян, и его мотает из стороны в сторону. – Ты же знаешь, какая она своенравная. Она же не хотела идти с нами.

Жена профессора так глядит на мужа, что он сразу же затыкается.

– Огенна никогда бы не посмела уйти без моего разрешения. Моя дочь точно не поднималась наверх? – Это она у меня спрашивает, да еще таким тоном, словно я пустое место. Оттолкнув меня, она поднимается наверх.

Через некоторое время она возвращается, пот льется с нее градом.

– Ее там нет.

Моя мама немного сердится, потому что дом еще не доведен до ума, а эта женщина всюду сунула свой нос. Если маму волнует только это, значит, ей плевать на неприятности гостьи. Заметив ее недовольство, мама Огенны говорит:

– Простите, я должна была спросить разрешения, но я очень волнуюсь. Должно быть, моя дочь действительно ушла домой. Нам тоже пора, благодарим вас за прекрасный вечер.

Муж-профессор следует за своей женой, не выпуская из рук бокала, а потом все-таки ставит его на стол. У дверей он обнимает маму, одновременно используя ее как опору, так как еле держится на ногах. И еще он так многозначительно смотрит на маму, как прежде смотрел только папа. Рубашка профессора потная, и сквозь нее просвечивает майка. А потом, пошатываясь, с перекинутым через руку пиджаком он покидает с женой наш двор, а привратник салютует им на прощанье.

Местная охрана осмотрела наш дом, а потом была вынуждена вызвать полицию. После всего этого профессор с женой стали ждать звонка похитителей, чтобы им назвали цену выкупа. Мама пару раз заходила к ним, чтобы хоть как-то их поддержать, но мама Огенны никак на нее не реагировала, и на меня тоже – просто сидела с красными глазами и смотрела в одну точку. Она вообще ни с кем не общалась. Мама с соседками по очереди готовили еду для профессорской четы, но мама Огенны к ней даже не притронулась. Профессор где только не побывал – и на телевидении, и в местных газетах, – но никаких результатов это не дало. И все стали запирать свои ворота на дополнительные замки.

Я радуюсь, что дух перестал приходить ко мне, но понимаю, что еще ничего не закончено. Ну и в переделку же я попала. Если дух требует все больше жен, может, он вообще никогда не отстанет? И покажет ли он папе путь обратно сюда, в мир живых? Вдруг я стараюсь напрасно?

Хотя вот что. Я знаю, чего дух точно боится. Повелительницы костей. И если он меня подведет, я все расскажу ей. Осталось лишь понять, как связаться с ней, но это пустяки. Я готова к встрече, и мое чи тоже готово, а значит, наша встреча произойдет. Вот тогда дух и поймет, кто тут кого использует.

Очень скоро случилась еще одна неприятность. Утром наш новый водитель мыл машину, а потом вдруг как закричит: «Чинеке, Чинеке!»[129] Они так всполошились – и водитель, и привратник. Я выглядываю из комнаты (машина как раз стоит под моими окнами), но хоть убей – не пойму, что там случилось. А потом водитель кричит: «Мадам, идите скорее сюда!» Ну, я тоже спускаюсь – это ж и мой дом, и я хочу понять, в чем дело.

Я наклоняюсь, чтобы заглянуть под машину, туда, куда указывает водитель.

Под кузовом стоит черепашка, обмотанная красной веревкой и вымазанная перьями.

– Отойдите, мисс! – кричит водитель. – Тут без злых чар не обошлось! – Он сплевывает на землю и сокрушенно качает головой.

Я разглядываю черепашку, маленькую, с мою ладошку. Похоже, ее никто не обвязывал этой веревкой в перьях – она просто все это зажевала, но не до конца. Раньше я в жизни не видела живой черепашки – только в книжках с картинками. Черепашка заваливается набок, словно перебрала пальмового вина. Потом спускается мама, она здорово сердится.

– Ага, – говорит она. – Наверняка это братья твоего отца подбросили. Эх, Оби, да пусть твои глаза выколют, да пусть ты ослепнешь! Амос, пусть ты подавишься тем, что ты у меня забрал. Шува, ты, тихая отрава, тебе тоже не поздоровится!

И вот так, перечисляя каждого по имени, мама посылает на них проклятия, а потом велит шоферу привести самого лучшего дибиа[130].

Привратник предлагает откинуть черепашку куда-нибудь подальше палкой – мол, он с таких мест Игболэнда, где чары буду посильнее этих, а мама говорит:

– Нечего заниматься чужим делом, ты же не дибиа. – И они оба смеются, хитро переглядываясь.

Хорошо, что привратник веселит маму, так она хоть меньше ругается. Потом мама вспоминает, что она все-таки мадам, а не какая-то там, проводит рукой по волосам, поправляет бубу и говорит мне потихоньку:

– Так вот почему на этой неделе нам ничего не пришло от духа.

– Наверное, – отвечаю я, а у самой голова кругом, потому что мне нужно придумать выход для собственных проблем, пока еще не поздно.