Утром в четверг я сижу за отцовским столом, прижав перо одной из его любимых золотых ручек к желтой странице дизайнерского блокнота.
Вчера его отключили от аппаратов поддержания жизни.
Лизетте хватило духу попросить меня написать надгробную речь. Очевидно, она пробыла в браке с ним недостаточно долго, чтобы узнать нашу запутанную историю, а я, похоже, не настолько силен духом, чтобы сказать плачущей женщине, с которой я едва знаком, что она просит невозможного.
Что можно сказать о человеке, который симулировал загадочную хроническую болезнь, дабы заманить своего сына обратно в свою жизнь? О том, кто променял свою жену на мирские богатства и умер, не имея ничего по-настоящему ценного?
Чем больше я размышляю об этом старом мерзавце, тем отчетливее понимаю, что не смог бы горевать по нему, даже если бы попытался. И не потому, что я холодный и бесчувственный, а потому, что уже отгоревал по нашим с отцом отношениям более десяти лет назад.
Я останавливаюсь и откладываю ручку.
Я не могу сказать этого. Хотел бы, но не могу. Я должен сочинить какое-нибудь вранье, которое выставит его в самом лучшем свете, чтобы мы могли вспоминать его во всем блеске его чрезмерно раздутого самолюбия.
Вырвав страницу из блокнота, я сминаю ее и бросаю в мусорную корзину.
Если бы Кин была здесь, она, наверное, знала бы точно, что можно написать, дабы снизить до минимума количество ругательств в моей речи и представить в сиянии славы человека, который не заслуживает даже света одной- единственной лампочки.
Сняв трубку стационарного телефона, я набираю номер Марты.
– Здравствуйте, Колдер, – говорит она сдавленным голосом. Она непрерывно плачет с того момента, как в начале недели у отца случился инфаркт. Я предложил ей взять несколько выходных дней, но она настаивала на том, чтобы остаться на работе, потому что «он хотел бы этого».
– Аэрин сегодня не появлялась?
Я собирался сегодня снова зайти к ней домой и еще раз попытаться убедить ее выслушать меня, но решил, что сначала нужно проверить, не пришла ли она в офис.
– Нет, сэр, я ее не видела, – отвечает Марта. – Вы не против, если я буду называть вас «сэр»? Вашему отцу всегда это нравилось, поэтому…
– Вы не знаете, где она? – перебиваю я. Марта нервно хмыкает.
– Не знаю. Но сегодня рано утром она заезжала и передала через ночного охранника письмо. Я положила его в ваш ящик с корреспонденцией. Если хотите, я принесу его вам.
– В этом нет необходимости, Марта, но тем не менее спасибо, – я кладу трубку и направляюсь к ящику с корреспонденцией. Беру из него простой белый конверт, на котором убористым почерком написано мое имя. Вскрыв боковую сторону, я вытряхиваю аккуратно сложенное письмо, и пока я его читаю, сердце сжимается у меня в груди.
Заявление об увольнении.
Она знает, что не может уйти сама, – не то, чтобы я стал обращаться с этим в юридический отдел компании, но тем не менее. Она отлично знает. Почему же она это делает?
Сунув письмо в карман, я направляюсь к лифтам, по пути остановившись возле стола Марты.
– Мне нужно уйти на весь остаток дня, – говорю я. Она приподнимает брови и прижимает наманикюренную руку к груди.
– Конечно. На столько времени, на сколько вам будет нужно.
Все считают, что я сумасшедший, раз явился в офис на следующий день после смерти отца, но их мысли – не мое дело. По сути, мне совершенно плевать на это.
Спустившись на первый этаж, я заказываю такси до дома, где живет брат Аэрин.
– Аэрин. – Я стучу в дверь три раза, громко и сильно, но не настолько агрессивно, чтобы соседи приникли к дверным глазкам. – Аэрин, я знаю, что ты здесь.
На самом деле я этого не знаю. Я не знаю, где она вообще. Я блефую.
Я стучусь снова, но не успевает мой кулак в третий раз удариться о дверь, как она распахивается. За дверью стоит та самая девушка, которая во всех смыслах сводит меня с ума. Она недовольно хмурится.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она. Узкие черные лосины обтягивают ее бедра, завершает образ сиреневая футболка с широким полукруглым вырезом ворота. Волосы у Аэрин собраны на макушке в небрежный пучок, свисающие пряди обрамляют ее веснушчатое лицо.
Жаль, что я не могу сказать ей, как чертовски сексуально она сейчас выглядит.
– Что это? – я протягиваю ей ее письмо. Она пожимает плечами.