p1ai2pd5mg1k11c3obumk7a18fn4

ках и студийных записях, они охотно предоставляли ему время

поколдовать над своим «Роландом», и он целыми днями теперь

зависал там.

Однажды ночью ко мне в дверь постучалась Альфия. Она по-

102

Теряя наши улицы

просила меня закрыть дверь и никому не открывать. Сказала,

что пришла под мою защиту. Она действительно казалась чем-

то напуганной и немного растерянной. Она сказала мне, что в

её жизни внезапно всё меняется, и неизвестно к лучшему, или

худшему. Объяснять она не хотела, а я не стал расспрашивать. В

моей компании она быстро пришла в себя, стала самой собой,

такой, какой я её всегда любил. Когда я услышал от неё слова

любви, я позволил чувству, которое так усиленно гнал от себя из

робости, заполонить собой всё моё существо. Первые нежные

прикосновения, первые, робкие поцелуи чуть не разорвали моё

заходящееся в бешеных ритмах сердце, они заставили меня по-

чувствовать себя перед лицом какой-то необъятной, непостижи-

мой тайны жизни, которую могла открыть мне только Альфия. Её

глаза, её губы, её миниатюрное стройное тело, вызывали во мне

ощущения, которые едва умещались в моём сердце, настолько

они казались больше чем я. Её близость заставила меня начисто

забыть обо всём, затеряться во времени и пространстве, ощу-

тить себя эфемерной пылинкой, сгинувшей в просторах Вселен-

ной. Мы изучали друг друга, рассказывали истории из жизни,

смеялись, и клялись в вечной любви. Она заснула как ребёнок,

пока я расчёсывал ей волосы гребешком.

В ту ночь я полушёпотом сделал ей предложение, от которого

она отказалась, тихо, но твёрдо. На следующее утро я должен

был уходить в прокуратуру – мне пришла повестка, в связи с

Танюхиной попыткой самоубийства. Алые лучи рассветного

солнца падали на красивое лицо моей сладко спящей Альфии,

освещая его, как диковинный цветок, подаренный мне Прови-

дением, пусть и всего на одну ночь. Я невольно залюбовался ею.

Время в тот миг словно бы остановилось. Или я хотел бы, чтобы

оно остановилось тогда.

Я задёрнул шторы, чтобы стремительно восходящее солнце

не потревожило её сон. Наспех приготовив какой-никакой за-

втрак, я оставил его для неё на столике рядом с диваном, на ко-

тором мы спали.

103

Альберт Спьяццатов

Когда я вернулся, её уже не было. Она оставила короткую

прощальную записку с выражением благодарности. Ничего осо-

бенного. Но я почему-то сразу нутром понял, что я её больше ни-

когда в своей жизни не увижу. .

Как-то вечерком, проходя по району, я ещё издалека заметил

сгорбленную фигуру, бредущего куда-то шаркающей походкой

парня, показавшегося мне знакомым. Подойдя поближе, я вос-

кликнул от удивления:

- Султанбек, ты? Салам! А я тебя и не узнал.

Он как-то стремительно и неожиданно постарел, пожелтел,

над глазом у него был здоровый шрам, настоящая пробоина.

- А ты сильно изменился, - он широко ухмыльнулся беззу-

бым ртом.

И сразу, словно бы спохватившись, деловито так спраши-

вает:

- Алик, братан, не займёшь стольник, или лучше две бумаги?

– и для убедительности добавляет. – Я на кумарах просто щас.

Подлечиться надо.

В тот раз я почему-то опять, кажется, не успел хорошо поду-

мать, прежде чем ответить.

- Две бумаги найдётся, только давай вместе сварим. Можно

у меня.

- А я и не знал, что ты тоже этой хуйнёй занимаешься, - гово-

рит Султанбек.

- Нет, я хочу только попробовать, - честно отвечаю я.

- Да зачем тебе это надо… - задумчиво говорит он, но потом,

словно спохватившись, быстро добавляет.- У тебя, говоришь, и

сварить можно?

104

Теряя наши улицы

- Ага.

Ждать приходится недолго. Султанбек проворно ныряет в

соседний подъезд и выныривает уже с довольным лицом. Мы

идём ко мне.

Сгорбившись над плиткой, он очень старательно подсуши-

вает размазанный по внутренней поверхности черпака опиум,

затем так же тщательно выпаривает ангидрид, кипятит рас-

твор. На кухне стоит дурманящий аромат, чем-то похожий на

запах картошки. Потом два-три раза отбивает готовый раствор

в рюмке с димычем. Ему плохо, хочется побыстрее вмазаться,

но весь этот ритуал он исполняет неторопливо, с должной рас-

становкой. Я помогаю ему сжать руку и отыскать, хоть и не сра-

зу, рабочую вену. Всего получилось семь кубов. Себе он загнал

пять, мне оставил двушку. Я сжимаю свой левый бицепс правой

рукой. У меня вены, как канаты – здоровые, отчётливо видные.

Султа дует мне на руку, пока колет, и укол получается абсолютно

неощутимым, ни одна медсестра так не ставит. Протягивает мне

прикуренную сигарету. От успокоившегося сердца, окутанно-

го ласковыми объятиями лечащего любую боль сока маковых

цветов, приход поднимается к горлу, давая организму навсегда

запомнить это сладковатое послевкусие, отныне ассоциирую-

щееся с неземным блаженством. Этот кайф поначалу подкупает

своим кажущимся благородством и мудростью. Он лечит любую

физическую и душевную боль, но не через скотское притупление

всех чувств, подобно алкоголю. Тебе кажется, что он дарует тебе

полное и абсолютное понимание течения жизни, причин и осно-

ваний всех наших горестей и радостей, превратностей судьбы,