— Я только хотел сказать, — выпрямился Лотаров и обнаружил в голосе металл, — что ваши водолазы искали тела, и могу допустить, что выловили всех мертвецов из этого озера. Но они не искали ботинки, а без ботинок мои умозаключения относительно дела об убийстве корейца не являются вполне состоятельными для завершения расследования.
— Да, но…
— И поэтому, — перебил начальника милиции следователь, — прошу отнестись к моей просьбе внимательно и сразу предупредить бригаду подводников, что завтра с рассветом им предстоит довольно кропотливая работа по розыску пары ботинок. Сразу! — уставил Лотаров в опешившего милиционера указательный палец.
— Пока они не принялись за дегустацию того самого бара!
— Вы тоже поймите, ребята вызывались через Министерство по чрезвычайке, я отвечаю за каждую минуту их работы, уже составлен рапорт…
— Вы поторопились, — опять перебил его Лотаров, — и вообще можете указать в своем рапорте, что подводники могли бы работать качественней. Они, если не ошибаюсь, ползают в этом озере не первый раз, нашли сам бак, но в розыске ботинок потерпели неудачу!
— Так что же, им теперь, блин, лазить по дну, пока те обнаружатся эти чертовы ботинки?!
И тут Лотаров ответил начальнику такое, из-за чего тот еще долго вспоминал “столичную придуровдность”.
Лотарев сказал, что подводники могут лазать по дну сколько им хочется, главное, чтобы они получили конкретное задание на розыск пары ботинок, а потом написали отчет, что этих самых ботинок не найдено.
— А что их не будет найдено, он, видите ли, и так заранее знает! Нет, только столичная прокуратура может так изгаляться! — сердито хлопал потом себя по толстым ляжкам начальник каждый раз, когда рассказывал о противном следователе.
— Чучуня, миленькая, отпусти меня на какое-нибудь задание, а? — попросила Алиса во вторник.
— Нет! — Чучуня категорична. — Пенелопа приказала тебя развлекать, но никуда не отпускать.
— А вот эта заявка, номер сто два…
— Положи на стол! И не шарь в бумагах. Это тебе не по зубам. Это танго на заказ.
— Танго!.. — мечтательно смотрит в полок Алиса.
— Не совсем то, что ты думаешь. Такие заказы у нас способна выполнить только Королева.
— Хочешь сказать, что она не танцует? Что это — кодовое название?
— Танцует, еще как танцует! Приходит по заказу, как учительница танцев.
— Ну, и?.. — не дождавшись разъяснений, Алиса тормошит задумавшуюся Чучуню.
— Ну что, приходит в дом и за несколько уроков танцев устраивает такую ревниловку, после которой жена облизывает своего мужа с ног до головы, только чтобы он ее не бросил и не ушел с учительницей. Сохраняет, можно сказать, брак.
Святое дело.
— Это значит, если мужу кажется, что жена к нему охладела, он приглашает танцовщицу?
— Он по совету Пенелопы заказывает учительницу танцев на дом. У богатых свои причуды. Иногда учительницу танцев могут заказать как сюрприз другу. Тоже, скажу тебе, приятная неожиданность.
— Подожди, — задумывается Алиса, — а если жене кажется, что муж охладел? Кого вы тогда посылаете?
— Тогда посылаем учителя танцев к жене, что тут непонятного?
— Но в вашей… в нашей команде из мужчин только Колобок!
— А Королева в мужском костюме вообще неотразима, да-да, не смотри так!
А за дополнительную плату и по желанию заказчицы может так отдубасить возмущенного флиртом супруга, куда там Брюсу Ли!
— Действительно, это не по мне, — качает головой Алиса.
— А то!
— Ладно. Тогда — развлекай. Рассказывай.
— Чего рассказывать? — не понимает Чучуня.
— Все рассказывай. Где жила, кем работала, про первую любовь.
— А, в смысле, мою жизнь рассказывать? Это скучно, честное слово. Жила в Китае, в пятнадцать лет сбежала из резервации — я так называла посольское поселение русских — и год ловила рыбу. Потом родители переехали в Польшу, я их там еле нашла, нанялась матросом на судно, но нашла. В Гданьске мы с друзьями грабили бензоколонки, нас, конечно, поймали, я бежала во время перевозки из полицейского фургона. Пришлось прятаться во Франции, а языка не знала, ой, такая дура была, ты бы меня видела! Но ничего, — мечтательно вздыхает Чучуня, — через два месяца уже была нарасхват — лучший макияж для любого состояния лица!
— Как это — для любого состояния?
— Это значит, что даже если от лица осталась половина, я его художественно долепливала, и лежало оно потом такое умиротворенное и довольное, просто загляденье!
— Где… лежало? — напрягается Алиса.
— В гробу, где же еще! Шестидесятые годы во Франции, сама понимаешь, нелегкое время. Время безработицы и самоубийств. Мужчины предпочитали стреляться в рот, а женщины вешались или травились. И те и другие еще бросались под автомобили. Когда я видела развороченное лицо, я заводилась! Я ощупывала черепушку скулы, челюсть — что осталось, и делала рисунок. И все родственники соглашались — точная копия! А потом — воск, резина, краски… Знаешь, как меня называли? Бра-зе-е-ор! Золотые ручки!
— Ты работала в морге?! — вскрикивает Алиса.