Падение Левиафана

Амос поднял руку, протянув ладонь, как будто успокаивал животное. "Док. Я понимаю. Вы хороший человек, и вы мне нравитесь. Я доверяю вам. Я вижу, что вам это не нравится. Вот почему у нас нет другой версии этого разговора. Но дело сделано. Я знаю многих людей, у которых были причины считать, что в этот раз все будет по-другому. Что в этот раз все будет хорошо. Может быть, ребенок плохой, и вы действительно помогаете ему. Или им это нравится, и поэтому нет никакого вреда. И Искорка увлечена этим. Мы оба это знаем, верно?"

"Знаем".

"Так что есть всевозможные истории о том, как сделать это нормальным. Я здесь не для того, чтобы рассказывать истории. Я просто даю тебе знать".

Корабль казался странно шумным. Эльви чувствовала стук своего сердца в горле и слышала его в ушах. Она внезапно почувствовала глубокую усталость, или внезапно осознала, что устала, казалось, уже целую вечность.

"А если мы все умрем из-за того, что не поднажали?"

"Это будет отстой", - согласился Амос. "Я не любитель философии. Я не пытаюсь задеть твои яйца или выяснить, ну, ты знаешь, все. Но все довольно просто. Я пришел посмотреть, чем вы с Искоркой занимаетесь. Я видел это. Это нужно прекратить, так что мы прекратим. Вот и все. Мы в порядке".

Он стал неподвижным так же, как и Кара. Нечеловечески неподвижно. Затем, мгновение спустя, он попытался слегка улыбнуться. Эльви провела изрядную часть своей жизни, размышляя о таксономии. О том, где начинается и где заканчивается тот или иной вид. Она поняла, что не знает, на что смотрит.

"Хорошо", - сказала она. "Мы в порядке".

"Отлично", - сказал Амос - то, что было Амосом. Он подтащил себя к дверному проему, открыл его, сделал ей маленький знак большим пальцем вверх и исчез. Дверь с циклом закрылась за ним.

Ее комм снова пискнул, напоминая о новом сообщении или сообщениях. Она не стала открывать очередь. Она позволила себе поплавать несколько минут, чувствуя, как что-то большее, чем усталость, расцветает в ее нутре и груди. Она выключила свет, вышла в коридор и пошла по нему. Она прошла мимо группы членов своей команды, и все они кивнули ей, когда она проходила мимо. Это было похоже на сон. Или диссоциации.

Файез был в их каюте, когда она пришла туда. Он оторвал взгляд от того, что читал на своем ручном терминале, и какой-то вопрос или комментарий так и остался невысказанным на его губах. Она почистила зубы, умылась, переоделась в свежую одежду и легла спать. Муж наблюдал за ней и старался делать вид, что ничего не замечает. Он знал, что что-то изменилось, хотя и не знал что. Она была рядом с ним.

"Ты . ...ах... Ты в порядке, милая?" - спросил он, когда она пристегивалась на ночь.

"Да", - ответила она.

Когда она закрыла глаза, ощущение в груди и животе нарастало, разбухая и омывая ее. Наконец-то она узнала его. Она хотела, чтобы это было облегчение, но это было не так.

Это тело говорило ей, что она только что посмотрела смерти в глаза. Это был страх.

Глава тридцать первая: Танака

Майор Ахмади была специалистом по травмам и руководителем психиатрической службы на базе Гевиттер. Она была невысокой женщиной, плотной, с седеющими волосами и очень смуглой кожей. Она кажется милой. Она заставляет меня вспомнить учительницу, которую я ненавидел. Она напоминает мне мою любимую жену, - произнес хор далеких голосов в ее голове, и последняя мысль сопровождалась покалыванием далеких воспоминаний о сексуальном возбуждении.

"В вашем досье, в той части, к которой я могу получить доступ, говорится, что вы осиротели в довольно раннем возрасте".

"Да", - сказала Танака. Она неловко переместилась в своем кресле. В кабинете Ахмади были темные панели и мягкие поверхности, призванные создать ощущение безопасности, комфорта и общей близости. Он выглядел как все кабинеты главных психоаналитиков, которые видела Танака, хотя обычно она рассматривала их как последний шаг в процессе допроса. После того, как вы полностью сломили волю субъекта с помощью более интенсивных техник, и вы пытались установить раппорт, который позволял им почувствовать, что вы теперь друзья, пока они выкладывали свои внутренности.

Подождав несколько мгновений, Ахмади сказал: "Более сорока лет служил в передовых боевых частях. Хотя характер тех командировок в значительной степени засекречен".

"Да", - повторил Танака.

"А недавно вы были ранены в лицо, и вас пришлось доставить сюда для восстановительной операции".

Танака коснулся повязки, закрывавшей половину ее лица. "Это тоже есть в моем деле? Или вы просто потрясающе наблюдательны?"

Ахмади не клюнула на приманку. Она улыбнулась и коснулась чего-то на датападе, который лежал у нее на коленях, как будто это было просто совпадение, а не она делала заметки.

"Вы прожили жизнь в более или менее постоянной травме".

"Спасибо за лесть, но эту часть мы можем пропустить".

"Я не льщу вам", - сказал Ахмади. "Я держу маленькое зеркало и прошу вас посмотреть в него. Вы живете в режиме борьбы или бегства, по сути, с самого детства. Все, на что ребенок должен полагаться, было вырвано у вас без предупреждения".