Падение в песок

Но я не мог этого сделать, потому что только что в паре метров от меня кровавой кашей разлетелся по сухому воздуху мой лучший друг, мой старшина, человек, который переживал за нас. Я даже не успел ничего понять, все случилось одновременно: звук, крики, смех и мертвая, резкая тишина.

Я упал на землю, потому что меня оглушило, а, когда поднялся, понял, что не вижу одного-единственного человека, которого мне нужно было увидеть. Денни не было среди нас – было только обезображенное тело, которое еще секунду назад вело мирные переговоры с теми сучьими выродками.

Мы не успели среагировать, а в воздухе снова загремели винтовки. Мы схватились за свои – оружие успокаивало – но, как оказалось, зря. Выстрелы предназначались не нам.

Я не помню, сколько времени мы стояли в оцепенении. Мы просто стояли и смотрели: кто-то на тело старшины, кто-то вдаль, в город. Франк успел первым прийти в себя и обнаружил еще около трех ловушек, которые нам предназначались. Он отвел нас на безопасный участок, и мы покорно последовали за ним.

– Денни, блять…– Вик первым нарушил тишину. – Мать твою, старшина.

Тело Денни лежало в безопасной зоне, и мы стали вокруг него. Меня замутило, и не столько от вида крови, плоти и кишок, сколько от осознания того, что оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть, буквально день или два. Я опустился на колени рядом со своим другом.

Верхняя половина тела пострадала гораздо меньше, чем нижняя, и, хотя лицо его было в ссадинах от осколков мины, оно все еще было лицом Денни Фликера. На нем застыло выражение крайнего изумления: глаза широко раскрыты, брови подняты вверх. Я протянул руку и погладил его по волосам, которые запеклись от крови и песка, и почувствовал, как по моим щекам побежали горячие слезы. Спустя пару секунд я уже глухо рыдал, держа Денни за плечо, а остальные либо матерились и отводили глаза, либо тоже плакали, не стесняясь товарищей.

Я вдруг подумал о Марии, о славной Марии, которая ждала Денни, и которая родила ему сына. «А может, у него родилась дочь», проскользнула мысль, потому что Денни и сам толком не знал, кто у него родился, он просто знал, что Мария беременна, но она не успела ему написать о ребенке. Я подумал о том, как она променяла стабильную работу на нервотрепку, бесконечное ожидание и волнение, как она отказывалась от всего, что предлагали ей родные и друзья только ради того, чтобы дождаться своего мужчину и счастливо жить с ним и их ребенком. А теперь ничего этого не будет, ни счастливой жизни втроем, ни первого слова «папа», потому что папы не будет рядом. И, может быть, спустя годы траура, Мария найдет себе кого-нибудь, просто чтобы не остаться одной до конца жизни, но я был уверен, что, даже если это произойдет, она все равно будет вспоминать Денни. И по утрам, новый муж будет спрашивать ее, почему у нее заплаканные глаза, а она ответит, что ей всего-навсего приснился кошмар, поцелует его в щеку и пойдет играть с ребенком, а у ребенка будут глаза ее мертвого мужчины, и она снова примется рыдать.

Я думал об этом, а еще думал о том, что Денни всегда заботился о нас, как старший брат. Он никогда не устраивал показательных наказаний, мог повысить голос, но только если так было нужно, а в целом, он был образцовым старшиной. Вот почему мы все сейчас не сдерживали слезы – потому что Денни это заслужил.

Прошло пять, десять, тридцать минут, а у нас на щеках еще не высохли дорожки слез. Мы принялись копать могилу. Кто-то (и я, в том числе) хотел пойти в город, проверить, живы ли те иракцы, которые обрекли Денни на смерть, и, возможно, добить их или как следует изувечить, но Вик сказал:

– Не нужно. Если бы они были живы, при желании они бы перестреляли нас по одному. Они выполнили свою задачу и прекрасно знали, что мы придем к ним, поэтому лишили нас последнего удовольствия. Главное сейчас не эти сучьи дети. Главное сейчас – похоронить Денни.

Джеб и Дон копали могилу, а я все еще сидел у тела старшины, так же держа его за плечо. Я смотрел прямо на него, но видел не Денни – я видел своих родителей, самого себя, тренировочный лагерь, инструктора Эмберли и иракского мальчика, который не захотел меня подрывать. Я видел все, что со мной произошло, и я не хотел знать, что увижу в будущем.

Бадди присел рядом со мной, помолчал и похлопал меня по плечу:

– Ты любил его, да? Мы все его любили по– своему, но вы типа как были лучшие друзья?

Я кивнул, продолжая смотреть на труп. Глаза Денни уже запали, а нижняя челюсть слегка съехала вниз, как это обычно бывает у покойников. Я попытался поправить ее, но ничего не вышло.

– Мы просто сразу подружились, – ответил я Бадди, и он, прикрыв глаза, кивнул, чтобы я продолжил. – Подружились, знали все друг о друге. Не такой ванильной дружбой, как в колледже или соседних домах, не знаю, это было что– то другое. Надежнее, что ли. Я знал, что этому человеку не плевать.

– Нам всем не плевать, – мягко начал Бадди, но я перебил его: