Падение в песок

– Началось, – простонал Адриан, и Бет отвесила ему легкую затрещину. – А как там кружок? У нас же собрание должно было быть.

– Знаешь, – неуверенно начала Бет, – все вроде как закончилось. Типа, мы победили, и все дела. Иракцы позорно сдались, – передразнила она известного телеведущего.

Адриан сел на кровати, несмотря на боль в сломанных ребрах:

– В смысле все? Совсем? Парни вернутся домой? Объявили о погибших?

– Эй, эй! – Бет выставила ладони, – Притормози. Пока что просто объявили о капитуляции Ирака, на этом все. Пока что никаких новостей особо и не было. Они же там наверняка проведут еще какое-то время. И знаешь…думаю, он жив. Мне так почему-то кажется.

Адриан снова лег:

– Да, мне тоже…Просто это так неожиданно. Да, ходили слухи о том, что вроде все к этому идет, но официальное объявление и слухи – это разные вещи…Но я рад, что это закончилось.

– А я рада, что ты жив, хотя, с другой стороны, мне придется идти к вам на обед и чувствовать себя неловко.

– Если бы я умер, тебе бы пришлось идти на поминки.

– Боже! – Бет закатила глаза, – Без вариантов, в покое ты бы меня не оставил.

– Что поделать, – Адриан пожал плечами, – люблю дарить людям острые ощущения.

Она шутливо ткнула его в плечи, на что Адриан трагически поморщился:

– Ты добиваешь раненого!

– Пусть раненый поменьше болтает, – отрезала она. – Тебе принести что-нибудь?

– Да…давай лист бумаги и ручку. Спасибо.

«Привет, дружище,

Меня сбила машина, и я лежу в больнице. Но все окей, не переживай. Просто пара переломов и ушибов. Я скоро буду как новенький.

Я слышал, война закончилась или что-то в этом роде. Я, правда, не слышал никаких новостей по поводу возвращения солдат и прочего, но вроде бы передавали, что город освобожден.

Марк, я жду тебя. Приезжай, серьезно. Я очень жду.

Твой друг, Адриан».

Глава 30

У нас был короткий привал после того, как мы присоединились к другому отряду нашего взвода, когда командиру по рации доложили о том, что война окончена.

Это чертовски странное чувство – потерять лучшего друга, побывать в бою, идти до конца, а по итогу узнать, что конца не будет. Что все уже решили за тебя и без тебя. Что ты, по сути, не нужен, хотя тебе на протяжении всего пути вдалбливали в голову обратное.

Митчелл обернулся к нам и сказал:

– Война окончена, ребятки. Война окончена. Мы их сделали.

И засмеялся смехом человека, который не знает, что ему делать: плакать или смеяться.

Мы стояли молча, не веря его словам, а потом Вик взревел:

– Какого хуя, командир? Это правда, что ли? Это не ебаный розыгрыш?

– Сынок,– Митчелл вытер проступившие на глаза слезы, – это не розыгрыш. Это конец войны. Все, все кончено. Мы скоро будем дома.

И наша стоянка взорвалась. Все кричали, смеялись, стреляли в воздух, откуда-то летели выкрики «Мать твою!» Кто-то хлопал меня по спине, плечам, голове, Винни подняли в воздух и на руках проносили по лагерю, а он тряс в воздухе своей верной боевой подругой и громко хохотал.

Мы все равно вошли в Кувейт на правах победителей, как и все морские пехотинцы, которые были на тот момент в Пустыне. Мы проезжали по городу на наших военных машинах, а люди махали нам американскими флагами, улыбались и кричали что-то на английском. Я смотрел на эту вереницу людей, и мне становилось не по себе. Действительно ли они нам радовались, или так было нужно, чтобы создать красивую картинку для новостей? Считали ли они нас убийцами или спасителями? И хуже всего, я знал – никто не скажет мне правду. Если бы прямо сейчас я выдернул из толпы любого из них- старика, женщину, ребенка – они бы в один голос благодарили меня за мои подвиги.

Я отвернулся от окна и потер руками лицо. Казалось бы, прошли примерно сутки между тем безымянным городом и объявлением по рации, и вот мы уже в полной безопасности едем по чужому городу, который встречает нас, как родных.

Перед отправлением домой нужно было еще провести окончательную зачистку. Некоторые, я знаю, нехило наживались на этом, прикарманивая себе добро мертвых солдат. Мне было плевать. Я хотел побыстрее оттуда убраться.

Нас разместили в просторных казармах с кондиционером, отдельными туалетными кабинками и даже душевой. Именно в отдельную кабинку я и направился в тот вечер, когда решил, что пора бы уже прекратить весь этот фарс.

Я стоял в кабинке, которая была тесной и узкой. В моей руке был мой Кимбер – я редко им пользовался, но был уверен, что вряд ли промажу с такого близкого расстояния.

Я подумал о Денни – он не дотянул совсем немного, совсем чуть– чуть. Я подумал о маме с папой – не могу сказать, сколько не дотянули они, но они точно ушли слишком рано. Я подумал об иракском мальчике и позавидовал тому, насколько он был бесстрашен.