Читаем Падшее Просвещение. Тень эпохи полностью

Здесь были Джонатан Стоукс, ботаник; Джеймс Уатт, изобретатель конденсационных и роторных паровых двигателей, процесса раннего копирования и многое другое; а также Джозайя Уэджвуд, знаменитый гончар, художник, дизайнер и дед Чарлза Дарвина. Членом общества был Джон Уайтхерст, производитель часов и научных приборов, новатор-геолог, который многое сделал, чтобы понять, как образовалась Земля. О нем мы уже упоминали в главе, посвященной науке века Разума. Следует вспомнить еще Уильяма Уайтерлинга – врача, ботаника, интересовавшегося еще металлургией и химией. Он наиболее известен благодаря открытию целебных свойств лисичек при лечении болезней сердца.

Американский государственный деятель Бенджамин Франклин был членом-корреспондентом общества, как и другие, в том числе Джон Смит, великий инженер-строитель.

Но все эти ученые мужи, знаменитые члены «Лунного общества», при всем их рационализме были людьми не всегда адекватными, а некоторые из них так просто страдали психическими расстройствами.

В XVIII веке наукой, как правило, занимались состоятельные люди дворянского происхождения. И это, скорее, была их прихоть, рожденная вынужденной праздностью. Например, в Оксфорде преподавал преподобный Уильям Бакленд, который даже на полевые работы, чтобы «поиграть камнями», как это называли благородные члены общества, то есть заняться геологическими изысканиями, так вот чудаковатый Бакленд шел на грязную работу в поле обязательно в своей оксфордской мантии наподобие какого-то мага. За ним числятся и реальные научные достижения, но не меньше помнят его за разного рода чудачества, в которых были замечены почти все «лунатики». Особенно запомнился знаменитый зверинец большого любителя черной парадной мантии. В этом зверинце диким животным, в том числе крупным и опасным, позволялось бродить по дому и саду без какого бы то ни было ограничения. Отличался чудаковатый профессор и стремлением попробовать на вкус любое живое существо. В зависимости от наличия и прихоти хозяина гостям Бакленда могли подать запеченную морскую свинку, мышей в тесте, жареного ежа или вареных морских слизней из Юго-Восточной Азии. Бакленд был способен во всех них находить достоинства, за исключением разве что обыкновенного садового крота, которого он находил отвратительным на вкус. В палеонтологии он стал главным авторитетом по копролитам – окаменелым экскрементам, – и у него был стол, вся поверхность которого была инкрустирована образцами из его коллекции.

Даже во время серьезных научных занятий его поведение было довольно своеобразным. Однажды среди ночи он растолкал свою супругу, возбужденно восклицая: «Дорогая, я убежден, что следы Cheirotherium несомненно черепашьи». В нижнем белье они вместе помчались на кухню. Миссис Бакленд замесила мягкое тесто и раскатала его по столу, а преподобный Бакленд притащил домашнюю черепаху. Плюхнув на стол, они стали ее подгонять и, к вящему восторгу, увидели, что ее следы действительно совпадают с окаменевшими отпечатками лап, изучением которых в то время занимался Бакленд. Чарлз Дарвин считал Бакленда шутом, но шут этот был весьма серьезным исследователем, сделавшим немало для науки.

А теперь внимательно рассмотрим сам опыт, изображенный на картине. Мы видим, что в колбе сидит птица (чтобы подчеркнуть драматизм происходящего, Райт изобразил белого какаду, хотя обычно для подобных опытов использовали воробьев или мелких животных, например, мышей). На колбе установлен кран. Если закрыть его и откачать из колбы воздух, птица задохнется. Сейчас это ясно каждому, но в середине XVIII века многим требовался наглядный пример в качестве научного доказательства. Кислород как особое вещество открыли лишь в 1770-е годы. Мальчик на заднем плане в свете луны за окном опускает клетку, но его снедают сомнения: ведь если птица погибнет, то клетка больше не понадобится.

Мы видим и самого ученого-экспериментатора. Волнистые волосы и длинная одежда ученого гостя делают его похожим на колдуна. И здесь опять на память приходит образ пресловутого Бакленда с его пристрастием к черной мантии. И такие ассоциации не случайны. Просвещение еще не до конца смогло выработать язык строгой науки. В эту эпоху учеными слыли и всевозможные авантюристы, занимающиеся алхимией и каббалой. Такие, как Калиостро и граф Сен-Жермен. Даже Казанова выдавал себя за знаменитого алхимика и каббалиста. Тогда всех странноватых исследователей природы приглашали в богатые дома, чтобы они украсили вечерний досуг хозяев ученой беседой.

На левом плане картины в глаза бросается пара влюбленных. Это дань галантному веку, с которым Просвещение так и не смогло порвать, подчинив все разуму. В отличие от остальных гостей, поглощенных ходом опыта, эти изысканно одетые влюбленные видят только друг друга. Ослепленные любовью, они остаются равнодушными и к опыту, и к ученому, и к невольно возникшим нравственным вопросам: ради доказательства научной истины в жертву приносится прекрасная птица.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика лекций

Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы
Живопись и архитектура. Искусство Западной Европы

Лев Дмитриевич Любимов – известный журналист и искусствовед. Он много лет работал в парижской газете «Возрождение», по долгу службы посещал крупнейшие музеи Европы и писал о великих шедеврах. Его очерки, а позднее и книги по искусствоведению позволяют глубоко погрузиться в историю создания легендарных полотен и увидеть их по-новому.Книга посвящена западноевропейскому искусству Средних веков и эпохи Возрождения. В живой и увлекательной форме автор рассказывает об архитектуре, скульптуре и живописи, о жизни и творчестве крупнейших мастеров – Джотто, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело, Тициана, а также об их вкладе в сокровищницу мировой художественной культуры.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Лев Дмитриевич Любимов

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Как начать разбираться в архитектуре
Как начать разбираться в архитектуре

Книга написана по материалам лекционного цикла «Формулы культуры», прочитанного автором в московском Открытом клубе (2012–2013 гг.). Читатель найдет в ней основные сведения по истории зодчества и познакомится с нетривиальными фактами. Здесь архитектура рассматривается в контексте других видов искусства – преимущественно живописи и скульптуры. Много внимания уделено влиянию архитектуры на человека, ведь любое здание берет на себя задачу организовать наше жизненное пространство, способствует формированию чувства прекрасного и прививает представления об упорядоченности, системе, об общественных и личных ценностях, принципе группировки различных элементов, в том числе и социальных. То, что мы видим и воспринимаем, воздействует на наш характер, помогает определить, что хорошо, а что дурно. Планировка и взаимное расположение зданий в символическом виде повторяет устройство общества. В «доме-муравейнике» и люди муравьи, а в роскошном особняке человек ощущает себя владыкой мира. Являясь визуальным событием, здание становится формулой культуры, зримым выражением ее главного смысла. Анализ основных архитектурных концепций ведется в книге на материале истории искусства Древнего мира и Западной Европы.

Вера Владимировна Калмыкова

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Безобразное барокко
Безобразное барокко

Как барокко может быть безобразным? Мы помним прекрасную музыку Вивальди и Баха. Разве она безобразна? А дворцы Растрелли? Какое же в них можно найти безобразие? А скульптуры Бернини? А картины Караваджо, величайшего итальянского художника эпохи барокко? Картины Рубенса, которые считаются одними из самых дорогих в истории живописи? Разве они безобразны? Так было не всегда. Еще меньше ста лет назад само понятие «барокко» было даже не стилем, а всего лишь пренебрежительной оценкой и показателем дурновкусия – отрицательной кличкой «непонятного» искусства.О том, как безобразное стало прекрасным, как развивался стиль барокко и какое влияние он оказал на мировое искусство, и расскажет новая книга Евгения Викторовича Жаринова, открывающая цикл подробных исследований разных эпох и стилей.

Евгений Викторович Жаринов

Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза