Падшие люди

С мужем я не спорила, но уже не знала, как угодить ему. Оставалось разве что раствориться. Чтобы выжить, я должна была приспособиться к нему. Если любое мое слово приводит его в ярость, значит, я буду молчать как рыба. Если мои наряды ему не по вкусу, я буду носить то, что одобряет он. Если Томас не хочет проводить со мной время, я буду со смирением переносить свое одиночество. Если он упрекнет меня в том, что вид у меня грустный, я буду тупо улыбаться, как слабоумная. Во время его нерегулярных визитов в мою спальню я буду исполнять каждую его прихоть, ожидая, что он скоро удовлетворит свои позывы и оставит меня в покое. Я понимала, что обманулась в своих надеждах. Дурой была, поверив, что буду счастлива в браке. Но и такой сойдет. Я еще отказывалась признать свое поражение; все еще убеждала себя, что деньги, простор, тепло, комфорт, дом в Челси вполне адекватная замена счастью.

Сразу же после инцидента в магазине Томас снова повеселел, по крайней мере на время. Правда, старался он не для меня – играл на публику, которая, как он всегда воображал, за ним наблюдает.

В пятницу, 7 сентября, он сказал мне, что мы идем смотреть Ричарда Мэнсфилда в новой постановке «Доктор Джекилл и мистер Хайд», которую давали в «Лицеуме», а после поужинаем в «Кафе Руаяль». Я изобразила бурную радость, надеясь, что притворяюсь правдоподобно. В действительности я боялась долго находиться в его обществе. Знала, что мне будет трудно не вызвать его недовольство.

Томас надел свое самое роскошное недавнее приобретение: скроенное из шкур тридцати двух волков темно-синее пальто с меховыми манжетами и воротником. Я, словно безделушка в подарочной упаковке, была втиснута в шелковое розовое платье с отделкой из атласа и кружева, которое было на мне туго затянуто в талии, благодаря множеству неудобных пластинок из китового уса. Его выбрал Томас. Равно как и доломан, что я надела поверх платья. Он представлял собой белоснежную накидку-жакет с широкими рукавами и подкладкой из кремового атласа, имел песцовую оторочку на горловине, манжетах, по нижнему краю и спереди, а также был украшен бархатистым шелком типа «марабу». Более крикливого наряда я сроду не носила. Даже представить не могла, что в моем гардеробе может появиться нечто подобное. Миссис Уиггс чуть в обморок не упала, когда увидела его.

– Бог мой, как это можно содержать в чистоте?! – воскликнула она, подбоченившись. Провожая нас в театр, экономка заметила, что мы похожи на русских.

Спектакль прошел довольно гладко. Актер, исполнявший главную роль, был англичанин. С этой постановкой он вернулся из Америки, где его принимали на ура, так что это было своего рода возвращение домой.

– У них там нет системы классов, потому простолюдину легче сойти за джентльмена, – так Томас выражал свое пренебрежение к достижениям человека из низов. В его понимании успех и чернь были понятия несовместимые.

В «Кафе Руаяль» настроение у Томаса испортилось. О том свидетельствовало множество нюансов в его поведении: односложные ответы, скука в лице, сморщенный нос, подергивание ноги под столом, отчего тот трясся, хотя и не сильно: приборы не звякали и бокалы не звенели. Томас все поглядывал через плечо, словно пытался высмотреть человека, которого он ожидал увидеть.

Я знала, что исполняла свою роль безупречно и он впал в дурное расположение духа не по моей вине. Волосы я уложила так, как он велел; надела ожерелье с безобразной подвеской в форме сердечка, которое давило на грудь, как свинцовый груз. Когда нога Томаса начала подпрыгивать под столом, я готова была закричать, но хранила молчание, хотя подозревала, что он меня специально провоцирует. Я старалась не встречаться с ним взглядом, но заметила, что он любуется своим отражением в зеркале, да еще при этом надувает губы. Мне хотелось рассмеяться, сказать ему, что он тщеславнее любой известной мне женщины, но я не рискнула. А вот за Айлинг бы не заржавело. Она расхохоталась бы ему в лицо и ушла из ресторана. А я не решилась. Не посмела.

Меню было составлено на французском языке. Я испугалась, что закажу что-нибудь не то и поставлю мужа в неловкое положение, о чем шепотом призналась ему. Подумала, что его это, возможно, даже позабавит, рассмешит. Прежний Томас, каким я его знала, когда работала в больнице, какой-нибудь остроумной шуткой избавил бы меня от смущения. Нынешний Томас, закатив глаза, выхватил из моих рук меню, съязвил, что я безграмотная тупица, подписываюсь крестиком, и выбрал за меня блюда. В отместку я заказала еще вина, чем вызвала его недовольство.

– Зачем заказывать хорошее вино, если ты не способна отличить его от ведьминой мочи? – саркастически заметил он, едва официант удалился.

– Бурчишь, как миссис Уиггс, – не выдержала я.