Падшие люди

Медленный ритмичный стук шагов по полу – пятка, носок, пятка, носок: пара мужских ног обходила кровать. Я прижалась к Айлинг, и мы обе застыли, лежали не шевелясь, как палки; только глаза двигались, следя за мужскими сапогами. Он опустился на край кровати. Матрас просел под его тяжестью, едва не касаясь наших лиц. Айлинг гладила меня по голове, тонкими пальцами натыкаясь на узелки в моих спутавшихся волосах. Потом она исчезла, а я снова осталась одна, и теперь мне было страшно. Мужчина сдвинулся на кровати. Нагнулся, заглянул под нее и увидел меня. Я закричала. Голова его свисала вверх тормашками, кровь отливала от лица в обратном направлении. Это был Томас. Он ухмылялся, тараща глаза. Бакенбарды его отросли, утратили симметрию. На лице и зубах краснели брызги крови. А глаза были ясные, леденяще голубые; бездушные.

В этот момент я проснулась.

* * *

Пренебрегая правилами приличия, я перестала придерживаться заведенного распорядка; спала и бодрствовала, когда мне вздумается. Глаза, казалось, все глубже и глубже западали в голову, лицо превращалось в нерельефный восковой шар, сдвинутый на одну сторону. Оно обрюзгло, обрело нездоровую одутловатость; на щеках краснели пятна. Я злоупотребляла настойкой опия. Синяки постепенно исчезали: стали коричневыми, потом пожелтели и наконец окрасились в тусклый сероватый цвет, соответствовавший оттенку моей кожи. Сознание было притуплено, словно мои измотанные нервы подбили ватой. Я на все взирала будто издалека. Если б попыталась, могла бы составить то или иное суждение, но мне было все равно.

Весь город жил в постоянном страхе, а я пребывала в состоянии оглушенной безучастности, и это дарило приятное ощущение. Возможно, я боялась меньше остальных, потому что знала, как выглядит чудовище. Дверь спальни я отпирала только Саре, когда она передавала мне ежедневные газеты и настойку опия, если я посылала ее за этим снадобьем. Все остальное время дверь я держала на запоре. Еду мне приносили в комнату, но я боялась, что она отравлена, и потому лишь с опаской клевала то, что лежало на краю тарелки, полагая, что яд должны бы подсыпать или подлить в самую середину блюда. После оставляла поднос за дверью.

Я продолжала с жадностью штудировать газеты. В ходе судебного разбирательства по делу Энни Чапмэн возникли сомнения относительно точного времени ее убийства. Если допустить, что оно было совершенно в тот час, когда, по словам свидетелей, они обнаружили тело жертвы, значит, убийца разгуливал по району в окровавленной одежде средь бела дня. Толпа разразилась хохотом. Представители высших сословий пришли в замешательство: что в том смешного? Им объяснили, что в лабиринтах Никола сотни, если не тысячи небольших частных скотобоен, к которым по узким улицам гонят отары овец и стада коров – только успевай уворачиваться, а то затопчут. И работники скотобоен нередко бродят по улицам замызганные кровью. На убийцу никто и не обратил бы внимания.

Один журналист отметил, что после того, как смех стих, в зале суда повисла тягостная тишина. Он и сам задался вопросом, а все ли из присутствующих – граждане одного и того же небольшого островного государства. Если у людей столь разные представления об одном районе площадью несколько квадратных миль, крошечном в сравнении с необъятными просторами империи, не говоря уже про весь земной шар, могут ли они называться соотечественниками?

Похороны Энни Чапмэн состоялись в субботу 15 сентября. Томас не появлялся дома уже неделю.

25

Вскоре после окончания школы медсестер Айлинг потащила меня наверх в самой старой части больницы. Она ничего не объяснила, сказала только, что это сюрприз. Мы остановились перед дверью одной из каморок на чердачном этаже, принадлежавшей двум старшим медсестрам.

– Заходи, взгляни.

– А как же сестры, что здесь живут?

– Открывай, трусиха, – настаивала Айлинг.

Я толкнула дверь и осторожно ступила в комнату. В ней было пусто. У неоштукатуренных кирпичных стен стояли голые койки, на тумбочке – ни одной вещички. Всего одно круглое окошко. В закуток под скатом крыши встроен шкаф. Сверху доносилось воркование голубей. Комната была крошечная. Скат крыши в этой части здания образовывал очень узкий угол, и лишь на маленьком пятачке в середине комнаты можно было встать во весь рост. Эта каморка предназначалась для миниатюрных людей. Здесь дай бог одной Айлинг уместиться, не говоря уже про дылду Сюзанну.

– Сестра Чейз перевелась в другую больницу, в Лестере, чтобы быть ближе к матери, а сестру Экклстон повысили, и теперь у нее комната в новом корпусе, рядом с Матроной. А эта комната наша, Сюзанна! Только наша с тобой! Я договорилась с ними обеими еще несколько недель назад, застолбила эту комнату для нас раньше других.

– Тебе пришлось драться за нее с эльфами?

– Я проигнорирую твое замечание, потому что ты, я знаю, сказала это ради красного словца. Да, комната маленькая, но она наша. Ну, как тебе?