– Ты не хочешь со мной разговаривать?
– Почему это? – резко ответила она.
– Я тебя расстроила?
– Вовсе нет. – На меня она по-прежнему не смотрела.
Поезд наконец остановился, мы вышли из вагона.
Айлинг быстрым шагом направилась к выходу. Я с трудом поспевала за ней.
– Ты куда, Айлинг? – Мне приходилось бежать, чтобы не отставать от нее.
– Выпить хочу.
– Что-о? В одиночку? Днем?
– Да, днем. Ты шокирована? Такая вот я сумасбродка. Захотела сделать что-то и делаю. Наверно, умом тронулась или заболела.
– Я с тобой, – твердо сказала я.
– Ты вроде как не пьешь, забыла?
– Нельзя тебе в одиночку пить спиртное. Я с тобой.
– По-твоему, мне нельзя одной идти в паб? – Айлинг резко остановилась, так что несколько человек едва не налетели на нее. Я поморщилась, но она даже не обратила внимания. – Ничего со мной не случится. Я не нуждаюсь в твоем покровительстве. – И она снова сорвалась с места.
О чем она? Айлинг я никогда не осуждала. Я вообще не в том положении, чтобы судить кого бы то ни было.
Подругу я нагнала, когда она вышла из здания вокзала. Я шагала следом. Куда мы идем, я понятия не имела.
– Прости, что убежала, – произнесла я.
Она опять остановилась как вкопанная. На нее опять чуть не налетели несколько человек. Ворча и сетуя, они стали обходить ее. Я остро сознавала, что мы перегораживаем дорогу потоку пешеходов, но Айлинг это не волновало.
– За что ты извиняешься? – спросила она.
– Не знаю. Я занервничала.
– Считаешь, что я гнусная тварь?
– Что ты! Нет! Если уж на то пошло, это я… меня… Понимаешь… я не знаю, что сказать. Пойдем выпьем? – предложила я.
– Прекрасно. Ты угощаешь.
– Я могу себе это позволить.
Плохо представляю, как мы добрались домой. Почти не помню, что было потом. В памяти отложились лишь неясные картины: я то ли сама шла, то ли меня кто-то тащил; струившиеся мимо вереницы сливающихся людей. Будто кто-то повозил пальцами по сырой картине маслом и смешал краски, превратив улицы в одно расплывчатое пятно.
Мои дедушка с бабушкой вели исключительно трезвый образ жизни, и прежде я ни разу не пробовала спиртное. Вкус оно имело отвратительный, и долгое время я вообще ничего не чувствовала. А ведь говорили, что джин поднимает настроение, веселит; в голове, во всем теле появляется невероятная легкость; все это – пустая болтовня. Правда, буквально в следующее же мгновение я превратилась в шатающуюся, пускающую слюни развалюху. Айлинг каким-то чудом удалось украдкой протащить меня по больнице и поднять по лестнице. В дортуаре все остальные медсестры уже спали. Нас обеих разбирал смех, потому как мы не видели, что делаем и куда движемся. Должно быть, ощупью пробираясь к своей койке, я схватила за ногу кого-то из спящих, отчего снова покатилась со смеху. Послышались вскрики, возгласы, просьбы не шуметь. Кто-то зажег свечу. На нас, щурясь, смотрели сморщенные помятые лица в ореолах растрепанных волос. Они чем-то напоминали морды кротов.
Айлинг уложила меня на койку. Несмотря на то что стены были каменные и в комнате гуляли сквозняки, это было чердачное помещение, в котором дышали и храпели в своих кроватях шесть человек, потому запах здесь стоял не самый приятный.
Только я легла, комната закружилась перед глазами. Я снова резко села в постели. Наши соседки, недовольно ворча, поднимались с подушек и потирали глаза.
Айлинг сидела на полу, пытаясь стянуть с меня башмаки, но потом сама завалилась на спину, заходясь смехом. Меня тошнило.
– Господи помилуй! Где вас носило? На кого вы похожи! – воскликнула Нора, одна из наших соседок по комнате.
– О, Сюзанна, как же тебе завтра будет худо, – посетовала еще одна.
– Мы все завтра будем никакие, если сейчас же не заснем.
– Где вы были?
– Пили.
– Сюзанна… пила? Ну, теперь, можно сказать, я все видела в этой жизни.
Айлинг забралась на мою кровать. Нора, стоя рядом в ночной сорочке, распекала нас: мы и эгоистки, и безответственные, и т. д. и т. п. Я видела только ее голые ступни с шевелящимися пальцами. Айлинг поддерживала меня. Мои глаза смотрели в разные стороны.
Потом Айлинг сказала:
– Нора, я бы на твоем месте отошла отсюда подальше.
– Ты это о чем? – спросила та.
Меня стошнило прямо на ее ноги. Нора взвизгнула как поросенок и, причитая, заковыляла прочь. Следующие несколько часов в кромешной темноте я рыгала в свой ночной горшок. Айлинг поддерживала мою голову, следила за тем, чтобы волосы не падали мне на лицо. Тот, кто предположил, что мне будет худо на следующий день, не ошибся.
24