Падшие в небеса. 1937 год

Некая, пусть малая, но свобода! Во-первых, можно лежать весь день на кровати. Во вторых — кормят более-менее сытно. Хоть изредка — в супе, плавает маленький кусочек мяса, а рыба на второе — иногда отдает настоящим вкусом. Да и лекарства. Витамины. Ставят аскорбинку. А они ведь — так полезны! Перевязки. Да и персонал больницы более-менее человечный. Конечно, охрана тут, все та же — конвоиры, палец в рот не клади. Но вот врачи и медсестры — как-то по-доброму относятся. И понятно — некоторые из них сами заключенные. Сами приговоренные к срокам, но по счастливой случайности оставлены работать — тут, при тюрьме, а не гнить на лесоповале, в сибирской тайге! И уж эти-то люди знают — что такое свобода и что такое быть больным в тюрьме! Хотя, конечно, не все. Не все! Кто-то специально хочет выслужиться перед тюремным начальством и грубит. Кто-то делает вид, что грубый, но все равно мало дает повода — пообщаться с ним на равных. Но все же. Все же, больничная тюрьма — это уже не совсем тюрьма.

В камере-палате стояло пять коек. Никаких нар и второго яруса. Белые простыни. И чистота. «Парашу» выносят другие зэки — «шныри» или те, кто поздоровее — из больных. Даже изредка на прогулку выпускают, если ты не двигаешься — не ходячий, так сказать, но если не хочешь гулять, не заставляют. Добровльное, так сказать, дело! Клюфту вообще повезло — лежи себе целый день. Даже можешь папироской пыхнуть — если конвой не заметит. Ну, а если даже и заметит — в карцер не отправят. Каждое утро — обход. Врачи смотрят и решают дальше твою судьбу. И больные стараются, как можно — «немощнее и беспомощнее» выглядеть. Ведь — кому охота назад в камеру. Да и суд, никого не торопит — вернуться в статус обычного заключенного. Еще один плюс тюремной больницы — никаких допросов. Павел за месяц — уже и забыл, что это такое. Эти воспоминания для него были как страшный сон — то общение сначала с молодым следователем Маленьким, затем с его начальником Поляковым. Хотя крики Ольги Петровны, он, как ему казалось — запомнил на всю жизнь! Тут, в лазарете, за месяц к Павлу с допросом только два раза приходили, опрашивали — «как, мол — так случилось, что Поляков в него стрелял?» И все. Павел рассказывал все. А молодой сотрудник — в лейтенантской форме тщательно записывал его показания в протокол. Наказали или нет Полякова, за тот выстрел в сердце Клюфта — никто не знал. Да и как узнаешь? Да и за, что наказывать? За какого-то «потенциального врага народа»? За — «нечеловека — который, кинулся с кулаками»? За «шпиона и провокатора»? Нет, Павел даже не надеялся, что Полякова накажут, более того — не хотел этого! Ведь ничего хорошего от этого потом не будет. Поляков обозлится и найдет способ — как отомстить. Нет, уж… придет время — Павел накажет его сам. Придет время, а пока — пока нужно болеть, болеть, как можно дольше. И терпеть. Терпеть — сжав зубы! Верочка! Вера милая — как же Павел скучал о ней! Вера — она, ему снилась, так же часто — как и загадочный богослов. Правда, поговорить с любимой девушкой во сне — не получалось. Щукина лишь молчала и улыбалась. Павел бежал к ней! Бежал по полю, по траве! Он бежал,… светило солнце. Но Верочка почему-то удалялась и молчала,… молчала. Такой странный сон — один и тот же. Менялась лишь погода и обстановка. То шел дождь в горах, то был туман в зимнем лесу. И лишь однажды Вера сказала. Она сказала всего лишь одну фразу — «Павел, ты должен выжить. Твой ребенок этого ждет!»

В камере с Павлом лежали еще четверо больных. Совсем старый инженер с местного мукомольного завода — Евгений Николаевич Спиранский, у него на допросе сломали ногу. Старик ходить не мог. Вот и отправили его в лазарет помирать — потому, как кости в его возрасте вряд ли бы срослись. Инженера обвиняли в подрывной антисоветской деятельности. Он был потомственным дворянином, и потому новой власти, все было ясно — с будущим старика. Рядом с инженером, занимал койку, суровый и молчаливый железнодорожник — Федор Попов. У него была тоже сломана нога. Он попал в аварию на железной дороге — его паровоз слетел с рельсов под откос. В вагонах, к несчастью, везли какой-то важный груз. Вот и обвинили машиниста в «диверсии и саботаже». Так и привезли с аварии всего в крови — прямо в тюрьму. Нога оказалась сломана в трех местах и долго не заживала. А Федор и не торопился — понимая, что теперь ему все объяснить следователю будет очень трудно. Как и кто допустил, что поезд то с секретным грузом под откос полетел…