— Молчать! Пока я вам не дам слово! Хватит! Что вы, тут устроили?! Вы на допросе! На допросе, а не в клубе на диспуте! Помните это Павел Сергеевич! А то я!..
— Что, все-таки опять бить будете? — вновь ехидно перебил Павел.
Но Маленький сдержался. Он хотел заорать, но не стал. Лишь хлопнул ладошкой по столу. Вновь покосившись на солдата, Андрон, зло ответил — процедил сквозь зубы:
— Зачем бить?! Вот, дам команду и вместо лазарета, в карцер пойдете! Пойдете и посидите там недельку! Павел ухмыльнулся. Следователь вел себя немного странно. Он хоть и пытался казаться грубым и решительным, но выглядело это не убедительно.
— Павел Сергеевич, у нас осталась одна следственная процедура. Одна.
— Хм, я даже не думал, что у нас следствие проходит так спешно.
— Да, тянуть нет смысла.
— И, что же за процедура?
— Хм, прежде чем я дам подписать вам протоколы, я хочу провести еще одну очную ставку. И все. В принципе все кончено.
— Что? Еще кого-то вплели в эту историю? А? Опять невинный человек? Опять? Вы же на Полякова все списали? А он, кстати, был вашим начальником! Вам-то самому, как? А то, пресмыкались вон, перед ним, а он, оказался, как вы говорите — шпионом?! А? Гражданин следователь?!
— Павел Сергеевич, я не хочу с вами вступать в полемику. Не хочу, — Маленький не поддавался на провокацию Павла, тот хотел его заставить нервничать, не зная даже зачем. Он остался спокойным. Хотя, на его скулах — ходят желваки от злости.
— Я не подпишу не одного документа. Да и зачем? Зачем их подписывать? Все и так решено! Все! Вы, уже все решили. Без меня.
— Ну, не все, пожалуй… — загадочно вздохнул Маленький. — Ладно, воля ваша.
Но все равно. Я вам буду должен дать подписать протоколы. И будет лучше, если вы их подпишите. А сейчас, я проведу очную ставку. Еще с одним участником вашей контрреволюционной шпионской группы. Павел насторожился. Опять его испытывают?! Опять эта противная процедура! Кто на этот раз! Кто? «Может кто-то из газеты? Может, кто-то, из его знакомых?
Может?… нет! Нет! Только не это! Нет! Вера! Неужели?! Неужели они добрались до Веры? Она жила в его доме! Она была с ним! Нет! Верочка! Только не это!» — с ужасом подумал Павел. Сердце забилось — как раненная птица в руках охотника. Маленький внимательно смотрел на него. Он заметил, что Павел сжал кулаки и не находил места рукам. Лейтенант покачал головой и громко сказал:
— Часовой приведите арестованного!
«Господи! Господи! Он сказал — арестованного! Значит, это мужчина, значит, это не женщина! Значит это не Вера?! А, что если, он так называет человека без пола. Для них ведь, все арестанты едины! Мужчина, женщина! Просто называет — арестованного! Арестованный для этих людей — уже и не человек, ни мужчина и не женщина, а лишь кусок мяса, кусок костей, набор для лепки! Набор для их страшных игр! Материал для забавы и отчетности! Господи! Помоги! Господи! Помоги! Прошу тебя!» — Павел вдруг понял, что молится. Он просит Бога о помощи! Просит Бога! А кого еще просить?! Кого?! Кого просить тут?! В этом страшном месте?! Как странно! Как странно! И так просто — просить помощи у Бога! А, что в этом такого?! Что?! Если больше надежды нет! И никто ее не может дать! Секунды длились вечностью. Тягостная тишина в кабинете. Тук, тук! Бьется сердце. Тик, так. Где-то тикают часы. Где-то тут, в помещении. Скрипит перо. Маленький, что-то пишет на бумаге. Перо скрипит громко. Оно, словно повизгивает и не хочет выводить буквы. Перо, измазанное чернилами, как грязью — сопротивляется и не хочет писать какую-то гадость! И главное ложь! Неправду! Перо сопротивляется неправде! Скрип — как отчаянье! Бумага, бедная бумага! Черные кляксы лжи насильно наносят на нее! Человек с усердием палача мажет по бумаге, своим мерзким подчерком — ложь! И не боится — бумага-то, все стерпит! Все! Бумага терпеливая! Она видела много! Она знает очень много! Почти все о человеке!