Падшие в небеса. 1937 год

— А ну, заткись! Морда в пол! Не разговаривать! — рявкал рядом конвоир. Их торопили. Обычно на допросы, так быстро не водят. Шли долго. Сначала спустились на первый этаж тюрьмы, потом, по длинному коридору, гнали в другой конец здания. И опять лестница. Паве успел на повороте обернуться. Где-то метрах в десяти вели еще одну колонну. Человек десять — пятнадцать, усердно топотали им вслед. И опять железный марш. Крутые ступени ведут в подвал. Шаг, еще шаг. В коридоре, вместо привычных, зарешеченных окон, выходящих во внутренний двор тюрьмы — лишь маленькие, едва заметные бойницы, где-то под потолком. Мрачные полуарки сводов фундамента. Красно — коричневые кирпичи сооружения. Овалы и полукруги зависших балок. Строили при Екатерине Великой на века. Сколько узников видели эти стены? А сколько смертей? Кто считал? Подвал. Сразу стало тревожно на душе. Вели явно не в простую камеру. Вели, в какое-то, «особое место». Зачем? Неужели все? Вот сейчас возьмут и выведут в тесный коридор, а затем? Что затем?!!! «Я так хотел умереть! Так. Вот, вот, наверное — смерть. Вот. Она! Она пришла совсем близко. Но прочему, почему я боюсь. Нет. Не хочу. Почему я должен умирать? Нет, я так и не увидел голубого неба! Неужели все! Все? Нет! Почему не дали посмотреть на голубое небо? А? Почему? Почему не дали посмотреть какие сейчас облака? Гады! Они убьют в подвале? Просто пустят пули в затылок? Или как? Как будут расстреливать? Поставят всех к стенке? Выведут солдат и скомандуют — целься, пли, как в книгах? Как в Оводе? Так, красиво умирал, он умирал, красиво! Вывели — целься, пли! Нет, смерть не может быть красивой! Нет! Не хочется! Нет, почему не дали посмотреть на голубое небо! В последний раз? А? Почему голубое небо?» — Павел, вдруг понял — он, в эти, последние секунды, думает о какой-то ерунде! Какая-то «мешанина» мыслей! Вовсе не о том! Не о том, надо думать! «А, о чем, думать, в последнюю минуту? О Вере! О Вере! О Вере! Господи! Помоги! Помоги мне! Как там, там, как? Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; Цепи ада облегли меня и сети смерти опутали меня. В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал!!!»

— Куда ведут? А? — хныкнул вновь Пермяков и тут же получил удар в бок тяжелым сапогом.

— Скотина!!! Молчать!!!

Павел взглянул на конвоира. Бешеный взгляд! Разъяренное лицо! Молодой парень с короткой стрижкой. Волосы бобрика слегка переливаются в полумраке коридора. Глаза… этот нездоровый блеск глаз! Ненависть и ярость! Безжалостность и презрение! Губы вытянулись стрелами. Ожесточенная гримаса. Он готов убивать! Он готов убить — этот человек! Он готов броситься и разорвать несчастного Пермякова! Просто разорвать! Пинать и топтать! Что бы хрустели кости, что бы слышался нечеловеческий вопль пощады! Эти глаза! Простого паренька, может быть такого же, как и Ваня — бывшего колхозника! Но уже не человека! Монстра в форме! Страшное существо, у которого только одна эмоция — ненависть! Почему, почему он стал таким? Неужели его не кормила мать грудью и не пела ему ласковые колыбельные песни? Неужели, он не бегал, со своими ровесниками, на рассвете, на речку и не слушал — как, кукует кукушка, или долбит дятел в глубине леса. Нет, он ведь все это видел и слышал, он ведь простой и хороший человек. Совсем юный хороший человек! Но он стал таким! Стал зверем! Он готов убить! Просто так — убить беззащитного арестанта! Что с ним сделала система? Как такое произошло — как вообще такое может произойти? А может быть человек сам хочет, что бы он, трансформировался в монстра?! Почувствовать себя злым! Это тоже своего рода наслаждение! Почувствовать себя ужасным и гадким! Попробовать это ощущение — когда тебя бояться и ненавидят окружающие. Когда они трепещут, от каждого, твоего движения и окрика!

— А ну, встали мордами к стенке! К стенке! Не двигаться! — кричал конвоир. Павел и другие арестанты — уткнулись в кирпичную кладку. Здесь даже запах был иным — отличался от верхних коридоров. Вековая гниль и плесень — эта примесь мрака на губах. Ноздри щекочет предчувствие чего-то страшного и неотвратимого. Лязгнул затвор и тут же скрип двери. Где-то в глубине коридора топот ног и крики. Тусклые лампочки в железных абажурах, качаются, под округлым потолком. Писк стальной проволоки.

— Заходи по одному! — конвоиры стучат в спину каждому арестанту. Их впихивают в камеру, словно селедку в бочку. Один, второй…. третий…. пять, десять. Еще один. Павел, наблюдал украдкой повернув голову. Разные фигуры, разные люди. Серые тени — призраки. Уже нелюди. Системные отходы.