Падшие в небеса. 1937 год

Павел увидел, как совсем обезумевший от страза Ваня, протиснулся к выходу. Его дернул конвоир и выкинул в коридор. Рыжий колхозник споткнулся и упал. Дверь за очередной партией захлопнулась. И вновь гул. И вновь биомасса зашевелилась. Павел развернулся и посмотрел по сторонам. Отходить в глубь камеры было бессмысленно. С таким темпом, скоро вызовут всех, и протискиваться сквозь арестантов — будет не очень приятно. Клюфт в углу увидел знакомые лица. Это был хакас — таштыпский прокурор, Олег Угдажеков и директор совхоза из-под Минусинска — Илья Андреевич Гиршберг. Они тоже увидели Павла и замахали ему руками. Как странно! Они, теперь — как родственники! Как родные люди! А знают то, друг — друга, всего ничего! Тогда, на суде в Минусинске, Павел вспомнил Гиршберга — холеный и заносчивый красавиц мужчина. В отглаженной, опрятной одежде. Благородные повадки, медлительность и глаза — непокорный взгляд, упрямого и самодовольного человека. А сейчас? Сейчас это был оборванец — в грязной одежде, с небритыми и впалыми щеками. Испуганные глаза — униженного и растоптанного человека, который смирился со своей участью! Бледная кожа и совершенно измученное лицо. Лицо мученика?! «Мученика? А почему нет?! Нет, они все тут мученики! Все! Все безвинно попавшие под этот каток системы — они все мученики! Да, но ради кого мы мучаемся? Ради чего? Если те мученики — которые по библейским писаниям, мучались из-за веры к Богу — знали за, что они мучаются, то кто мы? Разве можно мучатся — ни за, что? Кто же мы тогда? Бесполезные мученики? Мученики системы? Но система мучила всегда — и при царе мучили… Новые мученики, звучит странно. Странно» — подумал Павел и грустно улыбнулся.

— Ты, че лыбишься? А? Парень, че лыбишься-то? — седой старик рядом дернул Павла за рукав.

— Да нет, ничего. Так, — испугался Клюфт. Он испугался, что кто-то заметил его улыбку. Улыбаться тут — опасно! Что подумают окружающие?

— Сейчас тебе не до улыбок будет! Думаешь — на суде оправдают? Хрена с два! Молись, что бы подальше отправили! Молись!

— Как это? — не понял старика Павел.

— А так! Чем дальше поедешь — тем здоровее будешь! — вздохнул печально старик и перекрестился. Он посмотрел мутным взглядом на грязный потолок — словно пытаясь найти там — Бога, или ангела. Он трепетно искал глазами святой образ — тут, в этом вонючем и душном помещении! Старик, что-то бормотал губами. Возможно молитву. Крестился и бормотал — не обращая внимания на окружающих. Павел тоже невольно посмотрел на потолок. Грязные разводы на плохо побеленной кладке. Треснувшая штукатурка и маленькая — совсем тусклая лампочка за решеткой полукруглого плафона. «Неужели, он увидел, тут Бога? Это человек тут увидел Бога? Тут нет Бога! Тут даже свет и тот за решетку посадили. Тут даже свет под арестом! Господи! Господи они сошли с ума! Они все сошли с ума!»

— Ты креститься то, умеешь? — вдруг спросил старик. Павел вздрогнул:

— Что?!

— Я говорю крестись и молись! Молись, пока время есть! Авось Боже поможет нам! Молись! — старик вновь размашисто перекрестился. — Хотя, ты, наверное и молитв то не знаешь?! Кто ж, тебя молитве-то, научит? А? Вокруг нехристи одни! Прости Господи! — старик вновь перекрестился.

— Нет, почему, знаю! — вдруг выпалил Павел. Ему стало обидно и немного стыдно. Он покосился на старика и пробормотал:

— Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; Цепи ада облегли меня и сети смерти опутали меня. В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал!!! Старик, удивленно посмотрел на Клюфта и кивнул довольно головой — улыбнулся беззубым ртом. Седая борода зашевелилась:

— Молодец, сынок! Молодец! Дверь вновь лязгнула затвором и заскрипела ржавыми петлями. Но на этот раз — на пороге появился не полковник, и не сержант, а лейтенант. Он почесал лоб и прокричал:

— Моргунов, Кличко, Клифт, тьфу ты Клюфт! Написали фамилию мать их! — лейтенант оторвался от бумаги и вопросительно крикнул:

— Есть тут Клифт, или Клюфт? В камере повисла тишина. Арестанты притихли и затаившись — ждали. Соседи косились друг на друга — словно выискивая глазами загадочного человека по фамилии — Клифт. Павел, расталкивая локтями соседей, пробрался к двери. Арестанты в испуге уступали ему дорогу и сочувственно смотрели.

— Ты, что ли Клифт? — недовольно проворчал лейтенант.

— Никак нет! Клюфт Павел Сергеевич! — крикнул Павел. Нквдшник покосился в бумагу:

— Статью скажи!

— Пятьдесят восемь дробь одиннадцать, дробь десять, дробь шесть! Лейтенант вновь посмотрел в бумагу:

— Ну, все правильно! Павел Сергеевич! Семнадцатого года рождения! Вот суки! Опечатку сделали! Клифт — Клюфт! Какая мать твою разница! Выходи в коридор, что встал! — заорал лейтенант. Павел выскочил из камеры. В коридоре уже стояли три арестанта и испуганно косились на конвоиров. Те, дождались, когда из камеры выйдет лейтенант и захлопнув дверь, кивнет им головой: