Падшие в небеса. 1937 год

— Опять опечатка. Да, что такое?! Опять канцелярия напортачила! Сидящий рядом — седой мужчина в костюме, погладил волосы на голове и добродушно, словно ласковый хозяин — гостю, сказал:

— Да вы подходите, подходите, расписывайтесь! — седовласый приветливо улыбнулся. Павел облегченно вздохнул. Может, все, не так уж и мрачно. Может, сейчас, суд будет по всем правилам?! Опросят, а может и вообще — оправдают! «С чего я решил, что нет справедливости?! Может, вон, все уже решилось! И сейчас выпишут бумагу об освобождении! Никто, тут, ни в чем — не обвиняет! Да и не слышно, что бы назад людей заводили, а те кричали — о несправедливом суде!» Павел уверенно шагнул к столу. Офицер с синими петлицами выглядел более сурово. Он, деловито достал из папки, какую-то бумагу. Сначала протянул ее «гражданскому». Тот расписался. Затем бумага перекачивала к военному с краповыми петлицами. Тот, тоже поставил на листе свой автограф, а в завершении — все тот же офицер, с синими петлицами — сам, что-то, черкнул на бумаге. «Гражданский», взял большую, круглую печать, с костяной ручкой и небрежно шарахнул ее по листку. Сизая клякса засветилась, как синяк. Павел, с удивлением стоял и смотрел, за всеми этими манипуляциями. Наконец майор с краповыми петлицами, протянул ему перо — предварительно обмакнув его в чернильнице. Офицер небрежно буркнул:

— Только, аккуратней арестованный! Кляксы не поставьте! Как, не как — государственный документ! — майор развернул листок и ткнул пальцем в строчку. — Вот тут подпись ставьте. Павел открыл рот, что бы спросить, но тут слова застряли у него в горле. Он с ужасом прочитал заголовок, который черными буквами прошибал сознание: «СУДЕБНЫЙ ПРИГОВОР ОСО НКВД СССР» Павел занес перо над бумагой. Но оно, так и застыло в воздухе. Майор с раздражением прикрикнул:

— Аккуратней! Аккуратней! Ставьте подпись и отходите! Павел собрался силами. Он, словно дирижер палочкой — взмахнул пером и положил его, рядом с бумагой… Клюфт набрал в легкие воздух и выпалил:

— Вы, что хотите, что бы я подписался под приговором? Кому?! Кому приговор?!

Седой мужчина опять вежливо улыбнулся. Правда, на этот раз, гримаса получилась гнусной и немного злой:

— Как, кому? Вам, любезный, вам! Я что-то не пойму?! — седовласый посмотрел по сторонам на офицеров и нервно спросил. — Что, не того привели?

— Нет, того вроде,… - виновато буркнул майор с краповыми петлицами. — Клифт, Клюфт, Клюфт Павел Сергеевич! Вы же Клюфт Павел Сергеевич? — спросил он растерянно у Павла.

— Да,… - презрительно бросил Клюфт.

— Так, что вы тут — дурака валяете! — заорал офицер с синими петлицами. Павел увидел, что он, тоже, по званию — майор. Две шпалы блестели, словно крышки от маленьких гробиков.

— Я не валяю дурака! В чем меня обвинили — я знаю, хотя это бред, но, я хочу узнать — что меня заставляют подписать?! Какой такой приговор?! Мне его даже не зачитали! — сухо, с угрозой ответил Павел. Конвоиры привстали со стульев. Но седовласый, махнул им рукой, приказывая сесть на место.

— Так, вы хотите? Что бы мы вам приговор зачитали? — мужчина в пиджаке вновь стал вежливым и обходительным. — Пожалуйста! Мы можем. Но только вот это займет не меньше получаса. А там, за стенкой — ваши товарищи мучаются. Ждут. Им тоже всем пройти надо. Чтобы к отбою успеть. Чтобы успеть лечь вовремя. А не париться, всю ночь тут. Как вы, о них, не думаете?

— Простите. Но я думаю — о справедливости, о своей судьбе, в конце-то концов! Об элементарных нормах юриспруденции! Об элементарных правилах суда! Нашего советского, народного суда, если на то пошло! — Павел говорил вызывающе. Он, удивился, самому себе. Что он, вот, так, на равных, разговаривает с этой тройкой — людей. Мерзких и противных людишек, считающих себя правителями судеб! И к ужасу, действительно, являющимися в этот момент таковыми! Он сказал им в лицо. Но его окрик на тройку не подействовал. Седовласый хмыкнул и опустив глаза, посмотрел в текст приговора — ехидно прогнусил:

— О! Я понял! Вы журналист! Шпион, который пробрался в советскую журналистику!

То, то я вижу — речь поставлена! Вы, молодой человек, вообще должны нам тут руки целовать! Что мы вам такой мягкий приговор вынесли! Могли бы, вообще, вон, по максимуму — к исключительной мере социальной защиты! А то, разговорился он! У тебя статья — пятьдесят восемь, дробь шесть, десять и одиннадцать! — вдруг перешел на резкий тон седовласый. Лицо его побагровело. От гостеприимства не осталось и следа:

— Да с такой статьей, тут, вообще сопеть в две дырки надо! Ишь ты! Иди, подписывай! А не то, вон, добавим тебе — за оскорбление суда! А не хочешь подписывать, так и черт с тобой — так по этапу пойдешь! Приговор, все равно, в руки не дается! Пошел вон! — заорал мужчина и кивнул конвоирам.

Солдаты, словно цепные псы, по команде хозяина — подскочили и схватив Павла за руки.

— Да подождите! — закричал Павел. — Что мне, мне, присудили? Что?! Седовласый довольно ухмыльнулся. Он посмотрел на своих соседей по столу и ехидно ответил:

— Ну, как товарищи, он хочет знать. Как, думаете, пятерки ему — хватит?