Падший ангел

Калишту еще восстанавливал в своей памяти эти родственные связи, сложившиеся в последней четверти XIII века, когда дона Томазия принесла яичницу с копченой ветчиной. Калишту поставил тарелку на два тома «Генеалогической истории», которые занимали весь его письменный стол, и в перерывах между поглощением пищи спросил:

— Так кто же та дама, которая приезжала сюда?

— Могу только сказать, — отвечала дона Томазия, — что она красавица, такая красавица, какую только можно представить!

— Неужели? — перебил Калишту, задержав кусок копченого окорока между коренными зубами. — Разве она не вдова генерал-лейтенанта, который, разумеется, должен был скончаться уже в преклонных летах?

— Может быть, он и умер стариком. Но вдове, самое большее, тридцать лет.

— Наверно, она изящна?

— Как восковая куколка. Такая прелесть! Вашему превосходительству надо бы с ней увидеться. Талия вот какая! — продолжала дона Томазия, сложив пальцы кольцом. — Когда я услышала, как подъехал экипаж, то подумала, что это ваше превосходительство, и пошла открыть двери в кабинет. Эта дама поднялась и позвонила в колокольчик. Я посмотрела оттуда сверху и, по правде говоря, задумалась, не ваша ли супруга решила сделать вам такой приятный сюрприз. Она спросила меня о сеньоре Барбуде де Беневидеше и вместе со мной вошла в салон. Потом подняла вуаль и сказала: «Неужели его нет дома?» Какой у нее голос, ваша милость, какой голос!

— А в котором часу это было? — прервал ее Калишту. — Уже ночью?

— Нет, сеньор. Было шесть часов вечера. Ваше превосходительство вернулись в восемь, но скоро опять ушли. А когда я вернулась из гостей, уже не застала вас, чтобы сообщить эту новость.

— А что еще сказала эта дама?

— Мне показалось, что она расстроилась, не застав вас, и пообещала вернуться сегодня в три часа.

— Может быть, вам известно, сеньора дона Томазия, что угодно этой даме?

— Я не знаю. Она только сказала, что ваше превосходительство — гений.

— Она так именно и сказала?

— Думается мне, что это потому, что она увидела здесь такие большие книги. Она смотрела на них через лорнет… А как изящно она его держит! Что за женщина!.. Какие бы глупости иногда ни совершали мужчины, их можно простить…

— Страсти, дорогая сеньора дона Томазия… — согласился хозяин Агры и облизнул губы, влажные от нервно выпитого вина из уже упомянутого запаса, после чего продолжал: — Любовные страсти! Даже великие мудрецы и святые не смогли спастись от них! Все мы созданы из хрупкой глины. Все мы подобны ковшикам из Эштремуша^{229} в шаловливых женских руках. Это роковая дань: тот, кто не заплатил ее в двадцать лет, должен заплатить в сорок, а то и позже, как Богу будет угодно… Богу или дьяволу — не знаю точно, кто следит за этими злосчастными успехами любви, о которых говорит история и которые каждый день выпадают на долю человечества…

— Какое наслаждение слушать ваше превосходительство! — прервала Калишту дона Томазия. — Правильно мне сказала эта сеньора: ваше превосходительство — гений, и говорите вы так, что проникаете прямо в сердце. Хотите услышать правду, сеньор Барбуда? Хорошо, что ваше превосходительство узнали меня в таком возрасте. Будь я молода и красива, а говорят, я такой была, мне бы пришлось остерегаться такого мужчину, как вы, ваше превосходительство.

— Послушайте, дорогая сеньора дона Томазия, вы мне льстите и слишком добры ко мне. Я тоже не в том возрасте, чтобы волновать сердца, да это и не очень-то в моих привычках!

— Возраст! — воскликнула вдова лейтенанта. — Вы смело можете сказать, что вам тридцать пять лет, и никто не усомнится. Теперь все юноши помешались на том, что изо всех сил стараются походить на стариков. Любой человек может спросить соседку со второго этажа, считает ли она вас старым. Она все время спрашивает, не говорили ли ваше превосходительство со мной о ней… Вы с ней знакомы?

— Конечно знаком. Пышная девица, с ярко-красными лентами в волосах… Она недурна собой…

— Знаете что, ваше превосходительство? Я готова побиться об заклад, что даму, которая сюда приезжала, побудило к этому что-то, что скрыто в ее сердце. Она ведь так молода, одинока и прелестна!.. Думается мне, что она вас услышала в парламенте и влюбилась. У нас в Лиссабоне часто дамы влюбляются в талантливых людей. Талант — это такая красивая вещь! Мой муж женился на мне, когда служил сержантом в тринадцатом пехотном полку и проходил там обучение. Он был так дурен собой, что сначала я его боялась. Но поскольку он послал мне акростих… Ваше превосходительство умеет сочинять акростихи?

— Пока еще не пробовал.

— Так вот, поскольку меня зовут Томазия Леонор и всего в этом имени тринадцать букв, он написал сонет,^{230} от которого у меня закружилась голова, а грудь мне как огнем опалило, потому что я полюбила его, любила до самой смерти и даже сейчас, овдовев в тридцать девять лет, была, есть и буду верна его памяти.

Тут дона Томазия, некогда раненная в самое сердце акростихом, расплакалась.