Позволю себе вставить два замечания личного характера: полагаю, что я вправе говорить об этом мировоззрении исходя из собственного опыта – потому что именно рационализм, который я систематически изучал и критиковал в течение стольких лет, сформировал мое собственное мировоззрение (как и взгляды большинства нерелигиозных европейских мыслителей моего поколения) в начале этого столетия. В то время они казались бесспорными, а следование им – способом избежать всевозможных вредных предрассудков. Я сам потратил немало времени, чтобы освободиться от этих убеждений, – и постепенно обнаружил, что они сами являются предрассудками. Надеюсь, мои порой довольно резкие замечания о конкретных авторах на последующих страницах не будут восприняты как личные нападки.
Более того – чтобы читатель не делал неверных выводов, думаю, уместно напомнить здесь о моем эссе «Почему я не консерватор» (1960: Послесловие). Хотя мои доводы направлены против социализма, я не больший консерватор-тори, чем Эдмунд Берк. Мой консерватизм заключается в идее «мораль в определенных границах». Я сторонник экспериментов – и гораздо большей свободы, чем обычно допускают консервативные правительства. Когда я возражаю интеллектуалам-рационалистам (подобным тем, о которых буду говорить), то возражаю не против экспериментов (скорее рационалисты слишком мало экспериментируют, а то, что считают экспериментированием, на деле чаще всего оказывается банальностью). В конце концов, идея возврата к инстинктам стара как мир, ее столько раз пытались осуществить, что непонятно – есть ли смысл называть это экспериментом. Я против подобного рационализма, потому что его приверженцы объявляют свои эксперименты (каковы бы они ни были) проистекающими из разума, драпируют их в псевдонаучную методологию и так приобретают новых влиятельных сторонников; подвергают необоснованным нападкам бесценные традиции – плоды многовекового экспериментирования эволюции методом проб и ошибок, а свои собственные «эксперименты» оберегают от критического анализа.