Вышесказанное применимо и к науке, хотя может прозвучать непривычно для тех, кто незнаком с достижениями и противоречиями современной философии науки. Правда, что законы современной науки не обоснованы или обоснованы не так, как это требуется по методологии конструктивистов; но правда также и то, что многие наши нынешние научные предположения могут оказаться ошибочными. Более того, даже если какая-то концепция принесет нам больше успеха, чем принятая нами ранее, то – являясь несомненным шагом вперед – она тоже может оказаться ошибочной. По мнению Карла Поппера (1934/1959), наша цель должна состоять в том, чтобы как можно быстрее пройти путь ошибок – совершая их одну за другой. Если мы будем отвергать все то, что не в состоянии доказать, то очень скоро вернемся на уровень дикаря, не доверяющего ничему, кроме своих инстинктов. Однако именно это нам и советуют все разновидности сциентизма – от картезианского рационализма до современного позитивизма.
Более того – действительно, мы не можем рационально обосновать
Требование обоснования – это просто отвлекающий маневр; оно могло появиться в какой-то степени благодаря ошибочным и противоречивым положениям нашей основной эпистемологической и методологической традиции, берущей начало в Античности. Путанице с обоснованием – особенно тех понятий, которые мы рассматриваем, – также поспособствовал Огюст Конт, который полагал, что мы способны переделать всю нашу систему морали и заменить ее полностью логичным и обоснованным (или, как выразился сам Конт, «доказуемым») набором правил.
Я не намерен приводить здесь все причины, по которым ставшее привычным требование обосновать что-то является бессмысленным. Но в качестве примера (который также может служить аргументом и для следующего раздела) можно упомянуть один распространенный способ обосновать мораль. Следует отметить, что нет смысла полагать (как это делают рационалистические и гедонистические теории этики), будто наша мораль обоснована лишь в той мере, в какой она, так сказать, направлена на достижение или стремление к определенной цели, например к счастью. Нет никаких причин считать, что эволюционный отбор таких обычаев, которые позволяли прокормить большее количество людей, имел непосредственное отношение к счастью – если вообще имел к этому какое-либо отношение, не говоря уже о том, что он направлялся этой целью. Напротив, многое говорит о том, что стремившихся к счастью вытесняли те, кто просто хотел сохранить свою жизнь.
Хотя наши моральные традиции нельзя выстроить, обосновать или доказать в соответствии с чьими-то требованиями, можно частично реконструировать процесс их развития и тем самым постараться понять, каким же потребностям они служат. В той мере, в какой мы на это способны, действительно стоит улучшать и пересматривать наши моральные традиции, исправляя явные ошибки путем постепенного совершенствования, основанного на постоянном критическом анализе (см. Popper, 1945/66 и 1983: 29–30), то есть исследуя совместимость и соответствие составных частей в попытке откорректировать всю систему.