Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

— на случай неудовлетворительного решения вопроса о пакте с Германией и ее наступательной акции против Польши (акции, нелокализованной или локализованной, которая, возможно, устранила бы польское сопротивление вступлению советских войск) оно намерено было продолжать создание единого оборонительного фронта для сдер­живания агрессии;

— на случай удовлетворительного решения вопроса о пакте с Гер­манией и решения польского вопроса (дипломатическим или договор­ным путем либо же с помощью локализованной наступательной акции Германии) оно склонно было признать наличие «политических собы­тий», делавших (на первых порах) продолжение военных переговоров излишним.

Такой же подход явственно чувствовался и в словах народного ко­миссара иностранных дел, который в этот вечер, около 20 часов, прини­мал протест французского посла в связи с объявленным визитом Риббентропа[1137]. Молотов отметил, что Советское правительство согла­силось принять германское предложение лишь после того, как ему при­шлось убедиться, что в вопросе о праве на проход войск «не приходится ожидать ничего позитивного». Он выразил сожаление, что полномочия на заключение военной конвенции, которая с согласия Польши вклю­чала бы право на проход советских войск, были получены французской стороной лишь после того, как «было дано согласие на визит господина Риббентропа». Однако он также намекнул на то, что англичане ведь не последовали в этом французам и что согласие Польши тоже не получе­но. С особой силой Молотов подчеркнул, что политика СССР принципиально не изменилась, что его правительство остается твердо приверженным делу сохранения мира и сопротивления агрессии. Со­ветское правительство, по его словам, подписало уже несколько пактов о ненападении, в том числе и с Польшей (!). И, соглашаясь теперь за­ключить еще один такой пакт — с Германией, — оно считает, что при этом ни в чем не отходит от своего общего мирного курса.

Британского посла нарком «с изрядной долей неудовольствия»[1138] упрекнул в невыполнении западными военными миссиями своих обе­щаний. На вопрос Сидса, будет ли намеченный к подписанию германо-советский пакт о ненападении содержать характерную для аналогичных пактов, заключенных СССР прежде, оговорку об автома­тическом расторжении пакта в момент начала агрессии другой сторо­ны, Молотов — явно «в величайшем смущении» — ответил, что следует подождать и посмотреть, что происходит. Высказанные Сидсом упреки относительно того, что Советское правительство отныне намерено от­казаться от своей политики защиты жертв агрессии и выдать Польшу германским войскам, Молотов воспринял «с неудовольствием». Англи­чане — таков был его сдержанный ответ — должны подождать и по­смотреть, как будут развиваться события. На заключительный вопрос Сидса о том, не намерено ли Советское правительство отречься от все­го, что достигнуто совместными усилиями на пути создания общего оборонительного фронта против агрессии, Молотов неопределенно от­ветил, что «все зависит от переговоров с германской стороной и, воз­можно, уже через неделю можно будет посмотреть дальше».

Из этого разговора Сидс вынес впечатление, что визит Риббентропа скорее неожиданная развязка, чем начало серьезных «переговоров». И хотя в этом разговоре с Молотовым Сидс и не услышал никаких завере­ний относительно продолжения переговоров, тем не менее вечером 23 августа в беседе с американским послом Штейнгардтом он исходил из того, «что германо-советское соглашение ограничится пактом о не­нападении, который не станет несовместимым с англо-франко-совет­ским союзом против агрессии»[1139].

Представитель отдела печати НКИД еще на исходе 22 августа, от­вечая на вопросы американских журналистов о значении будущего германо-советского пакта о ненападении, дал понять, что «такие пакты обычно содержат оговорку, в соответствии с которой они теряют силу в том случае, если одна из договаривающихся сторон совершает агрес­сивные действия против третьего государства». Это разъяснение, явно сделанное по указанию сверху, укрепило итальянского посла во мне­нии, что Советский Союз не склонен был полностью связывать себя заключаемым пактом о ненападении, а в гораздо большей мере намеревался в случае эвентуального европейского конфликта сохра­нить для себя свободу действий[1140].