По утверждению Риббентропа, те меры, которые надлежало принять на случай войны, обсуждались лишь во вторую очередь. Он заявил: «Затем мы заговорил и о том, что следовало принять немецкой и русской сторонам в случае вооруженного конфликта»[1208]
. На случай возникновения германо-польского конфликта, который при сложившемся положении нельзя было исключать, «была согласована'' демаркационная линия"»[1209]. Эту демаркационную линию, соответствовавшую директивам Гитлера относительно разграничения сфер интересов, Риббентроп в общих чертах нанес на карту. По его собственным словам, «она проходила вдоль рек Рыся (правильно: Писа.Указание Риббентропа на то, что очерченная линия была определена в качестве «демаркационной линии», имеет важное значение: на этой стадии переговоров речь шла о том, что Германия использует все средства мирного решения конфликта; в случае же, если тем не менее возникнет «ситуация невыносимых польских провокаций»[1211]
и Германия окажется втянутой в вооруженный конфликт и сочтет себя вынужденной вступить в Польшу, она обязывалась лимитировать свои возможные военные акции пределами намеченной разграничительной линии. Тем самым Риббентроп гарантировал Советскому Союзу, что германский вермахт не вступит в прилегающие к СССР районы Польши. Следовательно, Германия недвусмысленно отказывалась от (военного захвата) польских территорий, которые советский Генеральный штаб считал областями, важными с точки зрения интересов обороны СССР и стратегически важными в рамках концепции выдвинутой вперед обороны. Борьбу за часть этих областей с целью обеспечения себе прохода через них и их временного военного использования безуспешно вел нарком обороны Ворошилов на переговорах с миссиями западных держав. Теперь же эти территории были гарантированы Советскому Союзу без всяких усилий с его стороны и предположительно в значительной мере неожиданно.Это в максимальной степени соответствовало интересам Сталина, так как означало мгновенное ослабление напряженности сложившегося для него военного положения. Кроме того, это обеспечивало Сталину, если он к тому времени уже был убежден в неизбежности конфликта с Германией, пояс безопасности, то есть предполье, в котором он нуждался для развертывания своих дивизий на выдвинутых вперед оборонительных рубежах. Существует подозрение, что эта уступчивость германской стороны начала притуплять бдительность Сталина. Последующие территориальные уступки призваны были, далее, постепенно внушить ему мысль о том, что не Гитлер, а он сам является выигравшей стороной в этом беспрецедентном тасовании различных территорий. Ведь в качестве следующего шага Риббентроп предложил Советскому Союзу в рамках «гармонизации интересов» двух стран «Финляндию, Прибалтику и Бессарабию»[1212]
. В вопросе о Финляндии и Бессарабии «договорились быстро»[1213].По-иному сложилось обсуждение предложения Риббентропа о демаркационной линии в Прибалтике. Линия по Западной Двине, предложить которую Риббентроп был уполномочен Гитлером, не могла не вызвать у советских представителей неприятных эмоций ввиду еще не изгладившихся из памяти воспоминаний обоях, которые вел в Прибалтике германский добровольческий корпус. Вдобавок эта разделительная линия стимулировала опасения советской стороны относительно того, что германский вермахт намерен в рамках осуществления плана «Вайс» вторгнуться и на территорию Прибалтики. Сталин и Молотов, должно быть, были всерьез встревожены этой перспективой. Поэтому при обсуждении прибалтийского вопроса они, очевидно, проявили определенную «жесткость»[1214]
, но в то же время, видимо, и не выдвинули никаких принципиальных возражений против линии по Западной Двине. Единственное разумное объяснение этого может состоять в предположении, что они в тот момент вообще еще не отдавали себе отчета в, возможно, неограниченном объеме предложений, исходивших от Гитлера. Лишь в дальнейшем они, судя по всему, постепенно осознали это: результатом такого запоздалого осознания явилось предъявление еще двух требований. Первое касалось Прибалтики. Это было дополнительное требование относительно Литвы, которое Гитлер удовлетворил, передав по договору о границе и дружбе от 28 сентября 1939 г.[1215] Литву Советскому Союзу. Второе требование имело отношение к Юго-Востоку. Это было запоздалое требование относительно Проливов, которое Молотов выдвинул в ходе своего визита в Берлин в ноябре 1940 г. Однако к этому времени казавшаяся безбрежной щедрость Гитлера иссякла: заключенный с СССР договор о моратории уже принес ему желанные плоды.