Паладины госпожи Франки

Откуда они вообще взяли, что Божье Царство надо строить человеческими усилиями? Что дела добра важнее той внутренней перестройки, которой они являются знаком? А когда этим великим чтецам Библии (до одури!) указывают на известнейшие слова Христа, они отрицают — явно или про себя — и самого живого Бога, оставаясь при тощей и неплодной идее.

Клубок уязвленных самолюбий; змеиный котел неудовлетворенных страстей. Алпамут, Аргалид-пер, Аргалид-сон. Идрис?

Боже мой, как мы все фатально не умеем быть самими собой, в самом чистом своем тоне! Как послушно отдаемся на растерзание своим страстям!

О святой Томас Мор, знал ли ты, какого джинна выпускаешь из бутыли своими изысканными утопическими спекуляциями?»

Говорит Франка-Танеис

«Эйтель Аргалид, приехавши из мест не столь отдаленных, испросил секретной аудиенции у герцога, а по причине мимолетного его отсутствия напоролся на меня. Я сижу на возвышении одна, без моих дам и кавалеристов… то есть кавалеров, однако до невероятия величественная, в алом платье и той самой бирюзовой горностайчатой мантии. Для сведения: эти черные хвостики на белом поле действуют на воображение одних европеизированных «англов». Те из них, кому случилось побывать хоть однажды при дворе нашего государя, накрепко запомнили его пелерину из черных соболей и такую же шапку, обложенную кованым золотым кружевом вперемежку с лалами и яхонтами.

Милый молодой человек, потомок иностранной блудницы и заезжего борзописца. По-динански до сих пор говорит, будто у него во рту горячая картофелина; во время своих молитвенных митингов вопиет, как на торжище; но привлекательней всего был тогда, когда я извлекла его из собственной его блевотины. Теперь он нахлебался уже не вина — крови, обжегся о наш огонь, потерял всё и вся — жену, друга, деньги и доверие большинства подданных. Обрел праведность.

Он преклоняет колено перед моим троном и тщится поцеловать мне руку. Я отнимаю ее по мере сил деликатно.

— Не впадайте в идолопоклонство, дорогой лорд, для пуританина это тяжкий грех.

— Вы исполнены Святого духа, — говорит, а сам зырится на мою округлую талию и налитые груди, — и я кланяюсь вашей красоте, подобной красоте Девы.

— «Но я не девушка, и не прекрасна я, и мне не надобно, чтоб руку целовали», — выскакивает из моих уст прежде, чем я успеваю поймать себя на анахронизме. Иоганн-Вольфганг Гете, кого я спародировала, он… гм… жил малость попозже. Юмор до моего поклонничка не дойдет безусловно. — Вообразите, что я — это мой супруг Даниэль.

Он вздыхает.

— Ваше светлейшество! Наша разоренная мирскими властями, но обретшая свет община просит позволения селиться в горах на границе наших земель с шахскими.

— Ну да, где было селение Далия.

— Не совсем: ближе к эдинской границе и дальше от города Дивэйна, который взят шахом под свою руку.

— Дивэйн — свой собственный, а не шахов. Саир в знак своего покровительства может прислать туда своего наместника, если город будет склонен такового принять. Приграничные земли тоже не гэдойнские и не герцогские, и мы там не властны.

— Вы можете говорить со стариком от имени его сына и как… вассал.

— Стагирит — побратим шаха. Этот путь короче.

— Да, но он отказал. Более того, после этого он отъехал от меня.

— Я знаю, и всё же спасибо за честность.

… Это будет ошибкой, ужасающей ошибкой с моей стороны. Но я должна это сделать: дать его начинаниям широкое поле, чтобы он развернулся во всей красе. И взять на себя вину за неминуемые последствия.

— Если шах и наш сын Яхья-Иоанн пожалуют мне — для вас, сэр, — эти земли, согласитесь ли вы признать мусульманина сюзереном? Согласно традиции, общей для всего Великого Динана, он отвечает перед другими властителями за ошибки и проступки вассала, защищает последнего от нападений и нападок — и не смеет отпустить от себя без выкупа или другого свидетельства самостоятельности… вас и вашей праведной общины.

— Это хуже папистского монастыря, но я соглашусь, потому что я стану непосредственно вашим… рыцарем, вассалом, рабом, чем хотите.

Теперь-то уж он дорвался до моей белой ручки и с благоговением касается влажными губами моих шершавых перстов.

И что у меня за характер такой поперечный? Перед антисемитом объявляю себя иудейкой, перед дворянином изображаю мужичку, а при виде сего новоиспеченного поборника эгалите, фратерните и иже с ними — вся моя легендарная голубая кровь взыграла!»

Из лесных побасенок Кати. Новелла вторая КАК МЕНЯ ЗАМУЖ ВЫДАЛИ

— Так вот, когда мой батюшка обмывал самую лучшую свою торговую сделку, тоже конфуз чуть не вышел. В лесном Эрке не принято молодых на свадьбе вином поить и сытно кормить, чтобы боевого пыла не теряли. А чтобы гостям не мешали разгуляться, их обоих пораньше в опочивальню спроваживают, с заходом солнышка и с первой звездой.